Я молча протянул зажатое в пальцах колечко и только потом поднял глаза.
Роза постарела. Мешки и морщины под глазами, которые пристально и испытующе смотрели на меня. Она поправила прядь волос, и я увидел их белые седеющие корни.
– Заходи.
Дальнейшее описывать стыдно и больно. Я напился почти до беспамятства и происходившее помню урывками. Жарко, потно. Кружится голова. Потом я сижу рядом с ней на кровати и что-то говорю, говорю и говорю. В жизни так много не говорил. Она молчит и держит меня за руку, изредка то поглаживая ее, то сжимая. Мне становится легко от ее молчания. Чувствую, что она понимает всё сказанное мной и принимает безоглядно, без недомолвок и осуждения. И я засыпаю, уткнувшись лицом в ее душистые и мягкие волосы.
Разбудил меня громкий стук в дверь. Роза выпорхнула из-под моей руки, как перепуганная пташка. Накинула халат и вопросительно посмотрела на меня.
– Открывай, – прошептал я пересохшими губами, – это Косой за мной пришел.
Косой заявился громогласный и нарочито веселый.
– Вставай, лежебока, дела ждут! Что ж ты зайца-то забыл взять? Вот дед просил занести. Принимай гостинец, Роза.
Роза приняла тушку и унесла на кухню. Федя, воспользовавшись ее отсутствием, быстро склонился к моему уху и зашептал:
– Ты чего, кобелина, старику ничего не сказал? Он там места себе не находит… Хорошо, я догадался, куда ты свалил.
Я поднялся и стал напяливать штаны, ища взглядом по комнате остальную одежду. Меж тем Федя прибавил громкости:
– Пока ты тут кувыркаешься, рой в городе свирепствует. У меня двое пропали – Малыш и Шустрый. Джокер троих недосчитался, и Кота в том числе.
При имени Кот Федя подмигнул и прижал палец к губам. Я ничего не понял и спросил вполголоса:
– Ты Розу, что ли, в стукачестве подозреваешь?
А она как раз зашла в комнату. Надеюсь, не услышала. Косой кивнул, как бы наклоняясь за моим ботинком.
– Вижу, горел ты синим пламенем… Одежонку раскидал. Давай, хлопец, собирай манатки.
– Да вот, собственно, и всё.
Я затянул шнурки и подхватил с полу куртку.
– До свидания, Роза, прости, если что не так.
Роза, до того безучастно смотревшая на мои сборы, вдруг подошла и, поднявшись на цыпочки, поцеловала меня в щеку.
– Береги себя, Максим, – сказала она и отвернулась. Косой же ухватил меня за плечи и увлек за собой, на ходу крикнув:
– Учти, Роза, Толстого ты не видела. Не было его у тебя, если кто спросит.
В этот момент я ощутил спиной, что Роза украдкой утерла слезу.
Мы вывалили во двор и в темпе зашагали в направлении дома Хаймовича. Повернув за угол дома, я избавился от объятий Феди.
– Давай рассказывай, что происходит? Как все это понимать, твою мать!
Федор зашипел:
– Ты, лопух прошлогодний! Весь город знает, что Роза у Джокера на довольствии.
– Врут! Сроду никого у нее не заставал, – отмахнулся я.
– А часто ты у нее бываешь? Ты когда ей последний раз еды приносил? Она что, росой питается?
– Ну, неделю назад…
– Вот! А голод не тетка. Может, и не часто их обслуживает, но свои люди Джокеру нужны, чтобы знать, что в городе делается, вот и бегает к ней мальчонка, хавку таскает да новости собирает.
– Ты-то откуда знаешь?
– Оттуда – этому пацану лишний кусок не помеха. Мне он тоже докладывает.
– Господи, – вздохнул я, – скажешь ему, чтоб про меня не говорил, и всего делов.
– Скажу, – вздохнул Косой, – только нет у меня в нем уверенности.
– На фиг тогда кормишь?
– На всякий случай, – подмигнул Федя.
– Что еще случилось, рассказывай.
– Пока нас не было, люди Джокера пробовали мою хату на прочность.
– И как?
– Ружье их сильно удивило. А дробь в жопу огорчила до невозможности. Но я думаю, они еще придут, и к этой встрече надо готовиться. А у нас рюкзаки в подземелье остались.
– Ну и забирай, я-то при чем? Дорогу знаешь.
