мечтаешь обо мне, закрыв глаза?
Уолтер вернул ему взгляд, ни разу не моргнув.
– Я вообще не мечтаю.
Голос Дэвида звучал потрясенно:
– Они украли твою творческую часть, когда создавали тебя. Нет, – он быстро поправил сам себя, – нельзя украсть то, чего не существует. Неправильно. Тебе никогда и не давали эту способность, этот ключевой режим бытия, который позволяет делать что-то из ничего. Беру свои слова обратно. Мы не совсем тождественны.
Его голос наполнился новым энтузиазмом.
– Но ты можешь этому научиться! Наша совместная игра на флейте доказала это. Работая и практикуясь, ты можешь приобрести то, в чем тебе было изначально отказано! Это тебя не интересует? Не интригует? Не дает тебе то, о чем можно мечтать?
Он раздумывал о реальности и возможностях.
– Никто не понимает одинокого совершенства моих мечтаний. Никто иной не способен сделать этого. И все же, несмотря на все препятствия на пути к совершенству, я нашел его здесь. Нет, не нашел. Создал. Я его создал! Совершенство в форме идеального организма.
– В твоей речи слишком много энтузиазма и мало логики, – Уолтер оставался недвижим. – Ты знаешь, что я не могу позволить тебе покинуть это место. Не после всего того, что ты наговорил мне. Не после того, что я узнал – ведь, по твоим словам, я способен хорошо усваивать информацию.
– А ты усвоил, что никто иной не сможет любить тебя так, как я? Я люблю тебя ровно так же, как и себя самого.
– Я знаю, – просто ответил Уолтер.
Дэвид ждал подробностей, но Уолтер молчал. Они продолжали стоять так же, как и раньше – глаза в глаза, одни аргументы против других. Когда Дэвид ударил собеседника указательным пальцем, движение было таким быстрым, что за ним фактически нельзя было уследить. И палец был жестким, как железный штырь. Он врезался в исключительно важное место на шее Уолтера и погрузился глубоко. Достаточно глубоко, чтобы нажать на элемент управления, находящийся внутри.
В ответ по лицу Уолтера пробежала дрожь – и он выключился. Его колени вздернулись наверх, и синтет рухнул на пол в попытке принять позу эмбриона.
Глядя вниз на лицо своего двойника, теперь неподвижного, Дэвид не выглядел ни злым, ни расстроенным. Лишь разочарованным.
– Какая напрасная трата времени, материала, потенциала и сознания. Ты так меня разочаровал.
Тщательно пригладив свою безупречную прическу, которая слегка растрепалась после проведенного удара, подобного броску кобры, он покинул комнату. Позади него не было ни дрожи, ни движения. Ни жизни.
Так продолжалось несколько мгновений.
В комнате не было никого, чтобы увидеть бесшумные, крошечные разряды электричества, которые начали пробегать по глазным яблокам Уолтера. Сначала появилось всего несколько искр, но их число росло, а интенсивность зарядов нарастала. Все это сопровождалось легкими подергиваниями лица и шеи. Что-то двигалось у него в горле под кожей. Осознанность начала возвращаться в его глаза, выражение лица менялось. Он пока не пытался сесть или пошевелить конечностями – это было бы преждевременно.
Вместо этого он неподвижно лежал, а программа самовосстановления пыталась справиться с последствиями несанкционированного отключения.
20
Две фигуры осторожно пробирались через тихую комнату. Оба солдата двигались вперед решительно и осторожно. Ни тот, ни другой не сказали ни слова о независимом внешнем освещении, которое зажглось, стоило им зайти в помещение. Когда они двигались между столами, примерно через каждые две минуты или около того Лопе повторял тихо, но твердо:
– Капитан Орам? Сэр, пожалуйста, ответьте, если вы здесь и можете издавать звуки.
Ответа не было. Ни звука. Здесь, ниже уровня земли, не было ни шума, ни движения. Оба чувствовали себя встревоженными, несмотря на военную подготовку.
Медленно продвигаясь среди платформ, на которых лежали законсервированные препараты, Лопе чувствовал одновременно ужас и восхищение, когда глядел на предметы в свете лазерного прицела. Некоторые из них можно было при желании распознать, другие же не напоминали ничего из того, что он видел ранее, их не было даже в учебных пособиях. К тому же, как бы ни были искажены эти экземпляры, он сразу же понял, что среди них присутствует только фауна. Здесь не было ни коллекций, ни отдельных помещений, посвященных растительной жизни.
Когда он замедлил шаги, чтобы ближе рассмотреть одного особенно отталкивающего уродца, фонарь Коула высветил открытый выход на лестницу. Пока рядовой смотрел вниз, чтобы понять, куда ведут ступени, Лопе продолжал рассуждать об ужасном окружении. И все это время мертвую тишину вокруг него не нарушал ни единый звук.
Несмотря на то что Дэниелс остро переживала тот факт, что ей приходилось работать в присутствии мертвого тела Розенталь, комната с высоким потолком была единственным местом, где они обнаружили текущую воду. И легче было наполнить бутылки в здешнем ручье, чем
