потребовалось. Отныне никто из них не воскреснет и не причинит вреда ни одному чисторукому. По крайней мере, мне еще не доводилось слышать о чем-то подобном.
Схваченный Ананасом подопытный — пожилой, но еще крепкий мужчина, — вырывался из кандалов со всей присущей копателям яростью. Продолжай он в том же духе, и через полчаса он перетер бы себе до костей лодыжки и кисти рук. Да что там — зомби мог и вовсе отгрызть себе руки, если бы напарник не сковал их ему за спиной.
Естественно, мы не собирались ждать, когда он вскроет себе вены. И приступили к эксперименту сразу, как только я отложил в сторону окровавленный топор.
— Ты уверен, что надо именно полстакана? — поинтересовался я у Цельсия, наливая из канистры пахнущую гвоздикой жидкость в железную кружку. Которую затем придется выбросить, поскольку пить из оскверненной посуды ни я, ни Панкрат уже не станем. — Уверен, что не больше или меньше?
— Разве я торговал бы лекарством, не зная дозировку его применения? — ответил пленник, которому я приказал выйти из машины, дабы в наше отсутствие он не завладел каким-нибудь оружием. — Аптекарская точность там не нужна. Но меньшие дозы не просветляют копателю сознание, а большие могут вогнать его в ступор, из которого он уже не выйдет.
— Ну смотри, не вздумай обмануть! — пригрозил я «консультанту». — Если по твоей вине я угроблю подопытного, следующего ты будешь ловить уже сам. Причем голыми руками.
— Я не гарантирую, что Ходок не залил в эту канистру какую-то другую жидкость, — огрызнулся Цельсий. — Хотя, судя по запаху и плотности, она напоминает «просветитель».
— Ладно, сейчас выясним… — Я подал Ананасу знак, и он, натянув резиновые перчатки, перевернул копателя на спину. А затем, вновь придавив его коленом, прижал ему голову к земле и разжал ему челюсти. Я не мешкая вылил в глотку зомби граммов сто пятьдесят просветлителя, но кружку пока не выбросил, а отставил в сторону — мало ли, а вдруг ему потребуется добавка.
Едва кружка опустела, Ананас тут же крепко сжал копателю челюсти и заткнул ему ладонью рот. Это не дало ему выплюнуть лекарство, и он был вынужден его проглотить. Выждав еще немного, мы оставили «пациента» в покое, отступили от него на пару шагов и стали ждать результата. Не забывая, естественно, следить, не бегут ли к заправке другие желающие хлебнуть из канистры и просветлить свои замутненные Зовом мозги.
— Ну и как скоро его вштырит? — осведомился Панкрат у Цельсия, указав на копателя.
— Терпение, громила. — попросил наркобарон. — Но вообще эта штука торкает довольно-таки быстро.
И правда, первые признаки того, что мы напоили зомби не водой, а какой-то химией, проявились уже через полминуты. Яростное дерганье копателя вдруг резко прекратилось, и мне сначала даже почудилось, будто он скоропостижно умер. Но нет, вскоре он снова зашевелился, хотя не так энергично, как прежде. Теперь это были движения не дикого зверя, а усталого человека, у которого больше не осталось сил на борьбу. И которому, в отличие от зверя, кандалы причиняли мучительную боль.
Пленник со стоном оторвал голову от земли и посмотрел на нас. Он еще не сказал ни слова, но мы и по его глазам определили, что перед нами — уже не копатель, а настоящий человек. Его взгляд еще не прояснился, но в нем отчетливо читались растерянность и страх — чувства, которых никогда не испытывают зомби. И даже если бы он в итоге не сказал ни слова, мы все равно убедились, что Цельсий не соврал — чудесное лекарство «просветлитель» не только существовало, но и прекрасно работало.
Однако этот человек не утратил дар речи и заговорил сразу, как только нас увидел.
— Где я?… Что со мной?… — промолвил он скрипучим хриплым голосом. — Не понимаю… Я ничего не понимаю!
Я хотел было попросить Ананаса снять с него кандалы, но напарник и без подсказки догадался, что делать. И когда наш пленник обрел свободу, у него не нашлось сил даже на то, чтобы встать с земли. Все, на что его хватило, это отползти к джипу и испуганно сжаться возле него в позе зародыша — так, словно он не сомневался, что сейчас его начнут бить. Что было, разумеется, вовсе не так. Хотя на его месте и я бы порядком струхнул, когда, очнувшись от долгого забытья, увидел бы нависшего надо мной, свирепого громилу с изуродованным лицом.
— Как вас зовут? — спросил я у дрожащего, словно осиновый лист, бедолаги. После того, как он стал вновь походить на человека, в нем проявились некоторые черты его прежней личности. Не походило на то, что раньше он занимался физическим трудом или служил в армии. Я бы предположил, что Зов «завербовал» его из числа бывших клерков или научных работников.
— См-м-м… Сем-м-мен! — вымолвил человек, стуча зубами и закрывая в страхе лицо.
— Откуда вы, Семен? Где ваш дом?
— Б-благо… Благ— говещенск… Фортеция «П-п-питомник»! А в-вы к-кто? И ч-что с мной т-такое?
— Должен вас огорчить, Семен: вы превратились в копателя. Но вам повезло — мы вас только что вылечили. Успокойтесь, теперь с вами все будет в порядке. Очень скоро мы отправим вас домой, к вашим родным и близким.
Ананас посмотрел на меня в недоумении, но потом до него дошло, зачем я так нагло лгу, и одобрительно кивнул. По словам Цельсия, просветление Семена закончится через два-три часа. Но сам-то он этого не знал. И нам было совершенно незачем ему об этом говорить. Напротив, будет намного гуманнее, если Семен проведет эти часы счастливым и полным надежд на светлое будущее. А когда его короткий отпуск в реальный мир завершится, и он
