то, что развязало этот чертов мешок! Что?! Гипноз, которому я смогла противостоять?! Укус вампира? Или второй укус, когда я делилась Силой осознанно?! Ничего не понимаю! НИЧЕГО!!! Мама, забери меня отсюда!
Я улыбнулась при мыслях о доме. А потом набрала дедушкин номер.
– Леоверенский слушает?
– Привет! Это Юля! Я уже дома, съехала от Снегирева.
– Ты, паршивка, могла бы и раньше позвонить! Мать волнуется, мне отдыхать спокойно не дает!
В голосе дедушки кипело и бурлило праведное возмущение. Я закатила глаза. Вообще-то я звонила за поддержкой, а не за головомойкой. Хотелось почувствовать, что в мире есть что-то незыблемое. Честно говоря, на крайний случай и головомойка сгодится. Сколько себя помню, дедушка воспитывал меня, отчитывал, учил жить и отвечать за свои поступки. И если бы сейчас он знал, что со мной происходит, что бы он сделал? Примчался сюда помогать мне? Вряд ли. Предложил бы мне самой выпутываться? Это больше похоже на правду. Вот я и стану выпутываться сама. Но для начала стоило оправдаться.
– Дед, ну не надо, а?! У нас тут какая-то пакость с телефоном! Гулянка была – и мы его грохнули. Я новый купить никак не соберусь. А сотовый на днях посеяла! От друга звоню!
– Хорошо ж ты без нас загуляла, что так одновременно умудрилась грохнуть телефоны!
– Да мы после гулянки дома пошли еще и по улицам прогуляться! И это после пары бутылок! Как я еще сама себя не потеряла! А так со мной все в порядке! Жива, здорова, упитанна, невоспитанна!
Хорошо, что дедушка вранье отличать не умеет.
– Это хорошо. Мать тут с ума сходит!
Это мне было вовсе ни к чему. Чуяло мое сердце, что каждая секунда будет на счету, а если мама заставит деда прилететь на несколько дней раньше, ни к чему хорошему это не приведет.
– Дед, отдыхайте спокойно, домой можете не торопиться, я вам сама звонить буду! Каждый день! Обещаю!
– Все равно забудешь.
– Может, и забуду!
Я несколько секунд молчала, перед самым важным вопросом вечера.
– Деда, у меня к тебе один вопрос.
– И какой? – теперь в его голосе была добродушная насмешка.
– Ты рассказывал, что с тобой фашисты сделали. Помнишь?
– Да. – Насмешки как след простыл. В голосе была только холодная жгучая ненависть. И мне стало страшно. Что должно быть в человеке, чтобы он ТАК мог ненавидеть давно умерших людей? Не знаю. И не хочу знать. И тем более не хочу знать, есть ли это во мне. Почему-то мне кажется, что ответ на последний вопрос мне не понравится. Слова падали камнями в трубку. – Помню.
– А больше в нашем роду ни с кем такого не случалось? Или чего-то в этом духе? Ну, там по углям никто не ходил, иголки не глотал?
– Юль, ты с ума сошла?! – напряжение постепенно уходило из дедушкиного голоса. Теперь он мог и поделиться воспоминаниями. Они уже не причиняли такой острой боли. – Я же совсем мальчишкой был, когда все случилось! Кто бы мне что-то рассказывал! Да если бы и рассказывали – не запомнил бы! Не знаю, может, что-то у кого-то и было. Сам иногда вспоминаю – удивляюсь. Как я тогда выжил?! Но выжил же! И до своих дошел! Мне тогда медсестренка говорила, что я горячий был. Все тридцать девять. Как только двигался с такой температурой! А я как сейчас помню – шел и ни о чем не думал. Только внушал себе, что иду в тулупе и в валенках.
– Понятно, – протянула я.
Что ж, по крайней мере, в одном поколении эта Сила проявила себя. В моем дедушке. Только дальше в нем это не пошло. Жизнь помешала.
– А с чего ты спросила?
– Сама не знаю. Тоскливо как-то в одиночестве. Соскучилась я по твоим рассказам, по маминым плюшкам…
– Так, может, нам пораньше приехать, чтобы тебя пирогами покормить?
Дед ехидничал. Несомненно. Но я едва сдержалась, чтобы не завопить что-то вроде «Боже вас упаси! Не сметь!».
– Не надо! Отдыхайте!
– Ну, тогда пока. И звонить не забывай! Целую!
– И я тебя тоже! Маму там от меня поцелуй! Чао!
– Чао!
Я отключила трубку и уставилась в стену. И чего я добилась? А черт его знает – чего! Подумаю об этом потом! Вот!
В дверь постучали.
– Войдите, закрыто!
