— Вот, доставил жениха, — сообщил Дружинин. — Ему тут шепнули, что его Аню какая-то барыня допрашивает, так он на месте усидеть не мог, сразу к ней стал рваться. Что ж, я подумал, что можно их вместе допросить.
— А что он тебе успел сказать? — спросила Катя.
— Что-что! Все отрицает. Заявляет, что императора он почитал и даже привязался к нему, потому что Николай был к нему добр.
— Да, так и было! — твердо заявил Возняк. — Я почитал Его Величество императора Николая и никогда не покусился бы на его жизнь. Но я хотел сказать не это. Я хотел сказать вот что. Я знал, что меня будут искать, и, если найдут, дорога мне одна — на каторгу. А сейчас, от этого господина, я узнал и другое — что император не умер от болезни, а был убит, и вы ищете убийцу. Конечно, я очень подхожу, чтобы меня записать в убийцы. И что бы я ни говорил, мне не поверят. Ладно, пусть я попаду на каторгу или даже на виселицу. Но Аня-то точно ни в чем не виновата! Отпустите ее, и я во всем признаюсь. Напишу, как зарезал, или отравил, или задушил императора, от кого получил деньги. Все подпишу, только ее не троньте!
— Признаешься? — спросила Катя, подходя к жениху. — Все расскажешь?
— Сначала ее отпустите, — потребовал Возняк. — Я уговорю отца, он даст денег, сколько есть, даст лошадь, и Аня сможет уехать в Варшаву. А там… там не знаю.
Он бросил на невесту взгляд, полный любви и жалости, затем вновь твердо посмотрел на Половцеву.
— Все расскажешь, кто тебя научил убить Его Величество? — продолжала допрашивать Катя.
— Конечно, скажу, почему нет.
— И кто же это?
— Кто? Англичане, конечно.
— Почему же англичане? Ты встречался с их представителем? Кто это? Как он выглядит?
— Я же сказал: отпустите Аню, дадите ей уехать, тогда расскажу, — упорствовал жених. — Пока это не сделаете, никаких подробностей не будет.
— А деньги? Где деньги, которые ты получил за убийство? — не отставала Катя.
— Деньги… — протянул Возняк. — С деньгами хуже. Нету их, денег. Ну, вы напишите, что я их, мол, пропил. Или нет — отдал пану Гронскому, вот что! Он такой кровопийца, что его не жалко. Пускай он отвечает, куда деньги дел. Загонят его в Сибирь — деревня мне спасибо скажет. Так что, ваше благородие, договорились? Отпускаете Аню?
Половцева еще минуту сверлила его глазами, затем отвернулась, прошла по комнате. Остановившись перед Дружининым, она произнесла:
— Он не виноват.
— Что? — не сразу понял капитан. — Почему ты так решила?
— По его «признанию». Типичный самооговор. Никакого задания на убийство он не получал, яда не давал, и денег у него нет. Это, кстати, согласуется с показаниями его невесты — она мне сообщила, что основное препятствие в их планах — отсутствие денег. Нет, киллеры так себя не ведут…
— И какие же у них планы? — недоверчиво спросил капитан.
— В Америку податься. Но это сейчас неважно. Важно другое…
Половцева вернулась к Возняку, который продолжал стоять посреди комнаты, с удивлением прислушиваясь к разговору, ведшемуся на каком-то совсем другом русском языке, не том, к которому он привык. Вновь остановившись напротив жениха, она спросила:
— Хорошо, допустим, я поверю, что не ты убил императора. Тогда кто? Ты был с ним все последние дни, многое видел. Неужели ничто не показалось тебе подозрительным?
Трудно передать, как изменилось лицо юноши при этих словах. Было такое впечатление, что стоял человек, придавленный упавшей на него горой, — и вдруг эта гора исчезла и ничто больше его не давило.
— Так вы мне верите?! Верите, что я не убивал?! — воскликнул он. — Матерь Божья, как это отрадно слышать! Но… вы что-то спросили?
— Я спросила, кто в таком случае убил императора Николая? — повторила Половцева. — Неужели ты не заметил ничего подозрительного?
— Кто, кто… — в раздумье произнес Возняк. — Среди прислуги многие думали на лекаря Мандта. Но я не согласен. Лекарь он, мне кажется, неважный, человек очень упрямый, но не убийца. Он очень переживал, когда императору становилось все хуже и хуже.
— Может, другие врачи?
— Нет, они тоже… Хотя подождите! Енохин!
— Что Енохин? — спросил Дружинин.
— Он из всех врачей был самый умный, самый знающий, — принялся объяснять Возняк. — Но вот что странно. 11 февраля императору стало значительно лучше. Казалось, он начал выздоравливать. В тот день его, среди других врачей, посетил и Енохин. А потом, выйдя из дворца на площадь, он встретился с каким-то иностранцем и говорил с ним о болезни Его Величества. Я как раз в этот день получил увольнительную на три часа и шел мимо них. Енохин меня не заметил, а я слышал часть их разговора…
— Почему ты думаешь, что это был иностранец? — резко спросил Дружинин.
— Потому что они говорили по-английски!
