Извини, но прожить всю жизнь с человеком, которого не любишь и при этом всем ему обязана, — как-то тоскливо. И потом… Конечно, ты прав: в этой эпохе много интересного, волнующего. Но только не для женщин! Все эти замечательные приключения и открытия — исключительно для мужчин! Только и слышишь: «Дама не должна… дама не может…» А одежда? Все эти платья до полу, подкладки на вате, корсеты… Вот скоро лето, жара наступит — а ходить надо почти как зимой, чуть ли не в пальто. Так что за предложение спасибо, но ответ мой — нет. И еще раз нет!
— Значит, ты хочешь вернуться… — медленно произнес Дружинин. — Тогда я буду один… Ладно, пусть. Но… Могу я надеяться, что ты не скажешь Кириллу? Не выдашь меня?
— Не скажу и не выдам, — твердо ответила Катя. — Однако у меня к тебе встречный вопрос. А ты не сбежишь еще до 12 мая? Не бросишь нас в последнюю минуту?
— Нет, не брошу, — отвечал титулярный советник. — Слово инженера!
Глава 30
Операция была назначена на десять часов. К этому времени Митька-Ключник, он же Дмитрий Алексеевич Гуськов, из мещан Тамбовской губернии, должен был удалиться из воровской «малины» на осмотр подходов к конторе Русско-Каспийского банка, который Митьке предложил ограбить некий новый наводчик (а на самом деле — один из агентов Никиты Фомича).
В десять часов с минутами четыре тени свернули из Растанного переулка в арку мрачного дома, замыкавшего еще более мрачный двор-колодец. Когда они вышли на середину двора, то стали немного видны. Впереди шел мужчина в картузе, красной косоворотке, черной поддевке, таких же штанах и смазных сапогах. Это был обычный наряд приказчика — или же питерского мазурика тех лет. Рядом шел молодец, немного помоложе и выше первого. Одет он был более щеголевато. Следом за ними шла девка в платке, с ярко накрашенными губами, на вид — лет двадцати, не больше. Четвертым шел человек неприметной внешности, одетый как мастеровой.
Из первого двора ночные гости проникли в следующий, из которого вело уже три хода в разных направлениях.
— Гляди, Кирилл, — шепнул тот, кто был одет с претензией на щегольство, — двор — прямо копия того, на Обводном, где мы нашего дружка потеряли.
— Да, в Питере таких полно, — так же тихо ответил собеседник. После чего, повернувшись к «мастеровому», спросил: — Здесь, что ли?
— Нет, ваше благородие, нам вон туда пройти надобно, — отвечал третий. — Там агент Синицын ждать должен.
Они нырнули в очередную арку и очутились в еще одном дворе. Даже в темноте было заметно, какие обшарпанные дома его окружают.
От одной из стен отделилась новая тень. Приблизившись к пришельцам, агент Синицын сообщил:
— Стало быть, Митька уже двадцать минут как отбыл. Так что можно входить.
— Где это? — деловито спросил Углов — это он шел первым и был одет под приказчика.
— А вон, в третьем этаже, — объяснил агент. — Вон, видите, окошки светятся?
— Да разве они светятся? — заметил Дружинин. — Луна сильней светит! Лучину они, что ли, жгут?
— Не лучину, а свечки, — отвечал агент. — Воры завсегда в полутьме сидят; им яркий свет без надобности.
— Много их там? — спросил Углов.
— Ну, в точности я не знаю, не был. Но посчитать можно. Значит, Сенька с Колькой, еще Карлик — это такой верзила, правая рука вожака, отличается особой жестокостью, потом Лёнька-пацан, ну, еще Художник этот… Да, еще Фонарь, ну и Купчиха — это бабка такая, она им готовит.
— Значит, если не считать Купчихи, то шестеро, — подытожил Углов. — И кто сейчас на входе?
— На шухере сейчас Лёнька стоит. Остальные, кроме Художника, скорей всего, в карты играют — самое воровское занятие.
— Тогда действуем так, — произнес статский советник. — Согласно диспозиции, составленной Никитой Фомичем, мы втроем сейчас заходим в квартиру. Ты, Синицын, остаешься здесь, а ты бежишь к Никите Фомичу в переулок и говоришь, что пора. Он должен перекрыть все выходы из этого гадюшника, а сюда, во двор, выслать команду полицейских. Мы к этому времени должны успеть все там осмотреть, а главное — держать под контролем Художника. Когда у нас все будет готово, мы разобьем окно — любое из вот этих.
И статский советник ткнул пальцем в перчатке в сторону тускло светящихся окон воровской «хаты».
— Как только стекло разобьется, быстро поднимайтесь. Поможете нам мазуриков винтить. Ну, все понятно?
— Так точно, ваше благородие! — дружно ответили полицейские.
— Тогда вперед! — скомандовал Углов.
Он первый вступил в подъезд, в котором царил уже полный мрак. Тотчас из темноты раздался тихий голос:
— Кто такие? Зачем пожаловали?
