военный корабль; только две или три лайбы, увидев нас, поднимали все паруса и пытались укрыться в шхерах. На закате мы увидели на юге залив, в котором располагался русский порт Ревель, а чуть севернее – несколько кораблей. Флаги их разглядеть было трудно, но один из них я узнал по силуэту. Это была «Александрия», хорошо знакомая мне еще по Тулону. Как я и ожидал, это была часть нашей эскадры, блокировавшей Ревель. Мы не стали сбавлять ход, но на «Энкруаябле» на воду спустили баркас, который резво пошел в сторону «Александрии».
Вскоре залив пропал из виду. Уже стемнело, и на нашем флагмане зеленый фонарь был спущен, а на его место поднят красный фонарь. Мы подошли чуть ближе к какому-то островку и встали на якорь. Я отправил шлюпку к «Энкруаяблю» и получил оттуда ответ – быть готовым отправиться в путь в четыре часа утра.
Примерно в четыре пятнадцать в утренней мгле я увидел несколько кораблей, идущих к нам с юга. На головном замигал сигнальный фонарь – мол, свои. На что на «Энкруаябле» на мачте появился зеленый фонарь, и мы подняли якорь.
В этот самый момент сбылись мои худшие опасения. Одна из трубок, идущих от котла к цилиндрам паровой машины, вдруг лопнула, и двух матросов- механиков серьезно ошпарило. Пришлось срочно гасить огни в топках и снова вставать на якорь. Я просигналил о поломке и, как и предполагал, получил ответ – следовать к точке рандеву. Тем временем матросы подняли паруса, и мы забились в пролив между двумя островками, который, судя по лоции, должен был быть судоходным. И тут раздался страшный скрежет. Я подумал, что Мадонна таким способом наказала нас за нечестивость и богохульство.
К счастью, корпус корабля оказался целым, а вот правое колесо нашего парохода представляло собой жалкое зрелище – нижние плицы были поломаны, да и висело оно как-то криво. Сержант Делоне, наш корабельный механик, осмотрев полученные повреждения, печально покачал головой:
– Капитан, своими силами мы это колесо починить не сможем. Часть плиц нужно менять, но что совсем скверно, надо будет ставить новую ось – наша треснула. Да и с котлом у нас не все в порядке. Лопнувшую трубку я заменить смогу, но вторая изношена до невозможности и тоже может в любой момент разделить судьбу первой. Запасная же трубка у нас всего одна. Так что предлагаю просто обрубить ось и избавиться от колеса – оно не будет мешать нам во время движения. И хорошо бы еще обследовать корпус в месте удара. Возможно, там появилась трещина.
– Сержант, полагаю, что вы правы, – удрученно произнес я. – Тем более у нас абсолютно нет времени на серьезный ремонт. Приступайте к работам, а я распоряжусь, чтобы вам дали людей.
Вскоре раздался скрип пилы и удары молотков. Через несколько минут колесо спустили на веревках в воду, после чего гребцы на шлюпке отбуксировали его к берегу. Затем сержант Делоне, обвязавшись веревкой, спустился и осмотрел повреждения корпуса. Поднявшись, он заулыбался, и у меня отлегло от сердца.
– Капитан, корпус практически цел, – сказал он. – До Копенгагена мы должны дойти без проблем.
Но только я уже собрался отдать команду поднять якорь, как вдруг где-то вдалеке раздался звук, напоминающий пушечный выстрел. Только он не был похож на гром пушек нашего императорского флота. Да и британские орудия звучали несколько по-другому. Я решил переждать опасность какое-то время в своем укрытии, и как оказалось, принял правильное решение.
Больше никаких выстрелов я не услышал, но вскоре на горизонте показалось два невиданных мною ранее железных корабля. У них не было ни парусов, ни труб. Шли они не очень резво – узлов восемь. Но вскоре я понял, почему – за ними следовали наши корабли, с которыми мы расстались совсем недавно. На их мачтах развевались ненавистные мне российские военно-морские флаги с косым синим крестом. И самое страшное, что ни на одном из них я не увидел никаких значительных повреждений. Лишь на «Энкруаябле» вместо фок-мачты торчал жалкий обрубок. Похоже, один-единственный выстрел заставил нашу эскадру спустить победоносные французские и английские флаги.
Вслед за нашими кораблями следовали еще два металлических, один из них был огромных размеров. Я ранее не видел подобных кораблей. Я снова начал молиться Мадонне, уже своими словами: «Пречистая Дева, сделай так, чтобы эти русские нас не заметили!»
На этот раз, похоже, Мадонна услышала нашу молитву, и все русские корабли проследовали мимо нас. И когда они исчезли за горизонтом, я распорядился поднять паруса, и наша «Прекрасная эльзаска» потихоньку заковыляла на запад.
Пройдя две мили, мы увидели нечто, качающееся на волнах, и это нечто было очень похоже на человека. Я приказал спустить шлюпку, и вскоре к нам на борт доставили труп того самого поляка, который только позавчера принес нам страшную весть о поражениях при Бомарзунде и Мякилуото. Я сначала подумал, что его убили русские. Но присмотревшись, увидел, что в спине его торчала наваха. Как я слышал, русские не употребляют такое оружие. А вот на нашей эскадре многие матросы таскали с собой эти страшные складные ножи. И не только таскали, но и довольно лихо умели ими орудовать. Видимо, поляк был убит нашими «рыцарями плаща и кинжала» за то, что слишком много знал и мог рассказать русским некоторые вещи, которые их не касались.
Я приказал завернуть его труп в старый парус, привязать к ногам пушечное ядро и, после краткой молитвы, выбросить в море – все-таки он тоже человек, пусть и не самый приятный в общении. После этого корабль побежал дальше. И вскоре не стало видно земли ни на севере, ни на юге. Адьё, негостеприимная Россия!
И даже когда небо заволокло тучами, а ветер усилился и подул уже с северо-запада, я был счастлив, как ребенок, только что получивший тот самый подарок на Рождество, о котором он мечтал весь год. Я встал на колени и возблагодарил Мадонну за ее безграничную милость.
19 (7) августа 1854 года. Свеаборг
