— Да, пока никто не прогрыз себе дорогу сквозь пол.
— Я сомневаюсь, что они пойдут на такое, с Лютым под кроватью и Уайс на ней.
Холли ухмыльнулся. — Так ты наконец уговорил щенка, чтобы он с тобой обнимался?
— А вот это едва ли. Всякий раз, когда я вытягиваю ноги, она кусает меня за пальцы.
Уайс, у его ног, сморщила чёрную губу, как будто вспоминая о чём-то забавном.
Из палатки появился Лютый, принюхивающийся к аромату свежеиспечённых кексов и горячей, смазанной мёдом, ветчины.
— Что ты увидел выше по течению? — спросил его Торисен.
— Что-то вроде того, что ты и ожидал. — Лютый нахально открыл корзину и воровато залез туда рукой, пробираясь сквозь её содержимое к мясным пирогам. — Вы были правы, Лорд Холлен. Без корней, связывающих собой землю и камни, северный утёс почти весь прогнил, и на дальней стороне с востока дела обстоят ещё хуже, чем там, где уже случился обвал.
Торисен собирался вплотную заняться этим вопросом, когда краем глаза уловил движение. На север по Новой Дороге быстро скакала группа всадников, один из которых был пожилым, беловолосым хайборном на взмыленной серой кобыле.
— Это же Лорд Ардет, верно? — сказал Холли, поражённо на него глядя. — Он должен был встретить на дороге свою дочь. Что такое творится в Тентире, что люди носятся туда и обратно?
— Это ещё полагая, что он направляется в Тентир, — сказал Торисен, хотя сам он в глубине души нисколько в этом не сомневался.
Черт возьми, Джейм, чем ты там сейчас занимаешься?
— Поосторожней с ведром, — сказала Джейм. — В нём саламандра.
Тернослив приостановилась, чтобы бросить разгневанный взгляд на Дара, который протягивал ей указанный сосуд. Оба кадета стояли в «пожарной цепочке», которая очищала от грязи повреждённую паводком кухню Норф. Грязь внутри ведра кипела и воняла. На поверхность всплыла раскалённая пятнистая спина, а затем снова скрылась в раздражённых струях пара.
— Что, слишком горячо для тебя? — осведомился Дар невинным тоном.
Затем он озабоченно нахмурился и закачался на месте, как будто собираясь шлёпнуться лицом вниз в липкую грязь, что покрывала пол на уровень лодыжек.
— Тернослив!
От резкого тона Джейм кадетка скорчила рожу, но Дар всё же перестал шататься. Затем он начал рыгать.
Приступ всё продолжался, сгибая его почти пополам, и Мята обхватила его рукой для поддержки, — Разрешите перехватить немного свежего воздуха, Десятка?
— Идите. А ты веди себя хорошо, — строго сказала Джейм Тернослив. — Посмотрим, не удастся ли нам посадить зверюгу в кухонный камин, — добавила она, указывая на приподнятый, относительно сухой очаг. — Если удастся хорошо её устроить, то нам никогда больше не понадобится дежурный кухонный огонёк.
Она наблюдала, как кадет осторожно подталкивает ящерицу, направляя её в гнездо из растопки, которая немедленно вспыхнула. Саламандра свернулась в огне клубочком, пуская пар и мурлыча, как чайник.
— Ха! — сказала Тернослив, бросая быстрый взгляд на своего несостоявшегося мучителя.
Они с Даром бодались неделями, но, к облегчению Джейм, Тернослив всё же не доводила дело до крайностей. Неужели она наконец-то отрастила себе совесть или это только потому, что она чувствовала, что Джейм не спускает с неё глаз? Теперь ей на ум пришла третья возможность: Тернослив могла просто-напросто развлекаться.
— Ты пропустила пятно, — сказал Тиммон со своего судейского насеста, возвышаясь над всем этим безобразием.
— В данный момент я пропускаю целый этаж, но он где-то там, внизу. Почему ты не помогаешь чистить свои собственные казармы?
— Мне гораздо больше нравится наблюдать, как этим занимаешься ты. Я же был хорошим мальчиком. по большей части. Разве это не даёт мне право немного порадовать себя, хотя бы время от времени?
— Ты снова начинаешь уклоняться от дел.
— Да, но только от некоторых. Но вообще-то, я хотел спросить: ты не разговаривала с Горбелом с тех пор, как он вернулся из Рестомира?
— Я пыталась. Он не ответил.
— Ха. Там определённо что-то затевается. Досада и Хигберт сверкают своими ухмылками по всему училищу, а у Коменданта мы тоже почти ничего не выяснили.
Наверху раздались голоса, один из них — настойчиво требовательный.
Тиммон замер в смятении. — Этого не может быть.
Но так оно было.
