цели – совершенно разные. Шевцов в данном случае – хирург, иссекающий гниль, а Анна – киллер, выжидающий удобного случая, чтобы накинуть удавку. Само собой, вряд ли деятельность Анны и организации, которая действительно стоит за ее плечами – наверняка работа в UFOR – лишь прикрытие, – приведет к таким печальным последствиям, но подгадить России они вполне способны. Например, спровоцировать международный скандал, скомпрометировать страну, выставив напоказ паршивую овцу вроде Шимченко.
Анна говорила еще: в основном пропагандистский бред, Садовников слушал вполуха. При этом в ее глазах пылал огонь, а ладони то и дело колотили по рулю, оставляя на нем влажные пятна.
Когда же впереди показались домики частного сектора Искитима, Садовников попросил остановить машину. Анна с готовностью выполнила просьбу сталкера – «светить» джип в его районе она не хотела. Садовников выбрался наружу.
– Мы друг друга поняли? – спросила, тоже выйдя из авто, Анна.
Сталкер криво усмехнулся:
– Спасибо, милая, что подвезла.
– Костыль! – Анна сдвинула брови. – Я тебе шкуру спасла! И жизнь твоей девчонки!
– Мы тебя об этом не просили, – ответил Садовников, а затем его словно бес пнул в ребро: – И еще, я бы не отказался от аванса.
Анна с легкой брезгливостью кивнула. Мол, эта песня ей понятна.
– Сколько? – спросила она.
Садовников подумал, что Шимченко и Шевцов не задавали подобных вопросов, а сразу подсовывали ему заранее приготовленный конверт.
– Один поцелуй, – хитро прищурился Садовников.
– Что? – опешила Анна.
Сталкер пожал плечами:
– Мужчина хочет поцеловать женщину. Или для европейца такая ситуация нетипична?
– Зачем? – Анна попятилась.
– Просто мне в жизни никогда не доводилось целовать таких ухоженных, с иголочки одетых красоток.
Сотрудница UFOR кивнула.
– Так. Хорошо, будем считать это комплиментом, – проговорила она, словно через силу.
– Нужно спешить восполнить пробел, ведь с моей работой каждый день может быть последним, – виновато развел руками Садовников.
– Так. А может, ты еще чего-то хочешь? – уже с сарказмом, но все еще не до конца придя в себя, осведомилась Анна.
– Было бы, кстати, неплохо расслабиться после Зоны! – Садовников рассмеялся, впрочем, особой радости в его смехе не слышалось. – У меня, если хочешь знать, было всего две женщины в жизни: жена и тетя Алевтина – проститутка с района, все пацаны с моей улицы потеряли девственность именно с ней.
Анна побледнела и порывисто вдохнула. Казалось, что ее вот-вот стошнит.
– Костыль, хорош уже! Проваливай! – выдавила она, собираясь улизнуть в машину.
Садовников схватил женщину жесткой ладонью за подбородок.
– По-русски это называется – «ломаться», – выдохнул сталкер в испуганное лицо, а потом стиснул накрашенные помадой с запахом карамели губы своими. Впихнул пересохший, деревянный от постоянного курева язык Анне в рот, щедро прошелся по нежному нёбу и безукоризненным зубам, а затем, довольный, отстранился:
– Мм, вкусняшка!
Анна запрыгнула в авто, сильно хлопнула ни в чем не повинной дверцей. Джип взревел двигателем, присев на колесах, а затем развернулся и рванул в сторону Новосиба, оставляя сталкера в облаке сизого дыма.
Садовников наскоро ополоснулся в летнем душе и с мокрой головой, в одних заношенных семейных трусах уселся перед компьютером. Он не обращал внимания на синяки и ссадины, которыми пестрело его тело после последнего захода в Зону, он как остервенелый листал блокнот, который был подарен Хабардалу… а затем необъяснимым образом возвращен в рюкзак.
«„Трубка“ – суть зерно Зоны. Зерно долго зреет, а затем прорастает новой Зоной, приводя к последующему Расширению».
Почерк был его – Садовникова. Но манера изложения – Старого. К тому же Садовников никогда не интересовался мифом о «трубке», ведь в нем заключалась одержимость, безумие и, в конечном счете, погибель Старого. Садовников интуитивно держался от этой темы подальше.
«Редко кому доводилось видеть „трубку“, и лишь избранным представала она и в заряженном, и в разряженном состоянии. Заряженная, она посылает золотое излучение благодати и истины, а разряженная, наоборот – поглощает свет и жизнь, словно черная дыра».
– Ну это ты хватил… – пробормотал Садовников.
