Уорик чертыхнулся, пытаясь сосредоточиться.
– Самым быстрым будет двинуться вдоль побережья и оттуда съездить за ними на лошадях. Тем не менее я заранее пошлю к ним гонца попроворней, чтобы он обеспечил им несколько часов форы, прежде чем я за ними прибуду. Ну а как ты, Джордж? Ты едешь?
Брат Уорика глянул на молодого герцога Глостерского и пожал плечами.
– Вообще-то нас с Ричардом не поименовали. А значит, и мое помилование вроде как в силе. Не думаю, что Эдуарду есть до меня дело – разве что у его женушки… Это она у нас Ева в английском саду Эдема. И тебе ее надо ох как остерегаться!
– Меня всю жизнь то одна, то другая волчица цапает за горло, – невесело махнул рукой граф Уорик, – так что я уже привык. Ну а тебе удачи, Джордж. Буду признателен, если ты приглядишь за нашей матерью. Она нынче наполовину слепа, и уж не знаю, сколько у нее сохранилось ума и памяти. Уверен, она оценит твою доброту.
Братья поглядели друг на друга, четко сознавая, что если когда и свидятся, то лишь через несколько лет. Джордж раскрыл руки, и они крепко обнялись. Щетина брата остро скребнула Уорика по щеке.
Герцог Глостерский Ричард переминался с ноги на ногу, с нервным румянцем на щеках. Ему граф сердечно пожал руку:
– Благодарю за то, что решился меня предупредить. Я этого не забуду.
– Я всегда знал вас как хорошего человека, – проговорил Глостер, глядя себе под ноги.
– Хорошего, да как видно, недостаточно, – сказал Уорик с глубоким вздохом и напоследок улыбнулся своему брату-епископу. – Твои молитвы, Джордж, будут как нельзя кстати.
В ответ церковник сотворил в воздухе крестное знамение, под которым его брат склонил голову, вслед за чем бегом и уже без оглядки направился к дому.
При всех бессчетных часах, потраченных Ричардом Уориком на обдумывание бегства в случае, если начнется преследование, все складывалось неожиданно гладко. Команда бота к приезду загадочным образом отсутствовала, но обнаружилась в местной таверне – изрядно навеселе, но к делу все-таки годная. Как видно, столько недель бесплодного ожидания не лучшим образом сказались на дисциплине.
С выходом в море Уорик немного успокоился. Где он сейчас, никто не знает, а ему бы только добраться до замечательной шестидесятифутовой «Троицы» в причале Саутгемптона, а уж там тебе и матросы, и припасы, и монеты. Забрать дочь с мужем тоже оказалось несложно. С погодой на море (предстояло два дня пути) и то везло.
Когда бот бросил якорь, Изабел с Кларенсом уже дожидались на пристани. Уорик лишь подивился размеру живота своей дочери, принимая ее на борт с утлой лодчонки. Его жена Анна заняла место на открытой скамье, хотя там не было ни тени, ни защиты от водяной мороси. Изабел, ухватив мать за руки, огляделась темными истомленными глазами в явном ужасе от хрупкости этой посудины. Ее муж в своем паническом стремлении бежать прихватил с собой два больших мешка с добром, но ни единого слуги. Молодой герцог Кларенский беспрестанно суетился возле своих тещи и жены. Он пристраивал Изабел на одеялах по возможности удобнее, в такой ее близости к родам.
Четверка моряков все еще не вполне пришла в себя, хотя парус поставила, и тот быстро наполнился ветром. Бот снова отчалил от берега и пошел колыхаться вдоль побережья. Они плыли в сравнительной безопасности, под крики чаек в вышине. Мертвенно-бледная Изабел сидела, неловко подобравшись от мешков в ногах, и ежилась под дыханием ветра и мороси. Уорик пытался расслабиться, но его взгляд все равно был неуклонно направлен вперед. Четверо моряков жили как бы своей отдельной жизнью, по очереди пристраиваясь на ночлег. Справа снижалось за холмы солнце, и его сияние багряно-золотистым столпом стелилось по зеркальной млечности моря. Затем в зыбком сумраке взошла луна, которая пролегла серебристой дорожкой через гладкую уснувшую поверхность воды. Вместе с морем, казалось, уснуло и время – на его плавный ход указывало лишь призрачное коловращение звезд.
В сущности, Уорик все это планировал, но вместе с тем, как впереди пелериной разворачивалась будущность, он гнал от себя то гневливое отчаяние, которое она привносила с собою. Была ли в том его провинность, или же вина короля и Вудвиллов, или же строптивость его брата Джона, не так уж и важно. Важно то, что она означала разрыв и конец. Что бы там ни случилось впредь, он утрачивал больше, чем получал взамен или рассчитывал нажить.
С той самой минуты как к нему пришло известие, он, в сущности, ни разу не присел. А в боте, между тем, податься было совершенно некуда, и оставалось лишь ждать, когда снова взойдет солнце. Слышно было, как над кормой кто-то беспомощно страдает от морской болезни. Неразличимый в темноте, Уорик смежил веки и ощутил под ними жжение слез.
34
Поутру бот обогнул восточную оконечность Англии и под западными прибрежными ветрами взял курс на Саутгемптон – пожалуй, самая удобная бухта и речное устье в мире для больших кораблей. Пролив оживился сразу, как развиднелось, покрывшись торговыми судами всех размеров и мастей, плывущих с континента и на континент аж от самой Африки. Для захода в глубокие порты им требовалось одолеть непростые отмели, требующие сноровки опытных шкиперов. Сейчас к этим судам легко подлетали парусные лодки, готовые за умеренную плату проводить их к рынкам Англии.
При виде скопления треугольников и квадратов парусов, туго надутых ветром, Уорик приободрился. Ишь сколько их здесь – многие сотни, среди которых его посудине ничего не стоит затеряться! Он сидел, терпеливо выжидая, когда мимо по борту проплывет остров Уайт.
