– Войдите!
С поклоном зашли двое слуг.
Один нес кожаный узел с бритвенными принадлежностями, другой – чашку с исходящей паром водой из замковых кухонь. Солсбери потер подбородок, чувствуя там жесткую щетину. Наверняка белая как лунь. Элис говорит, когда она отрастает, вид у него становится как у глубокого старца. Малый, что вжикал бритвой по кожаной ленте, делал это вполне сноровисто, но все равно жаль, что здесь нет Рэнкина. Требуется определенное доверие к человеку, чтобы вот так взять и подставить под его лезвие горло. Впрочем, усаживаясь, Солсбери сам с усмешкой завел глаза: надо же, какая осторожность. Пока цирюльник втирал ему в кожу теплое масло, он слушал урчание своего живота, громкое и такое напевное, что даже забавно. Сейчас небось все восемь тысяч, просыпаясь, слышат в себе примерно такую же музыку голода, а жрать-то и нечего.
Солнце еще всходило, когда Солсбери добрался до главного двора и остановился там в дверях, оглядывая превращенную в тесный бивуак землю, все еще укрытую тенью крепостных стен. На всех поверхностях здесь радужно серебрилась изморозь. Многие из людей уже поднялись и, размахивая руками, похаживали, дыша себе в ладони и энергично притопывая, все ради того, чтобы вдохнуть какую-то жизнь в свои занемевшие конечности. Другие пока еще лежали, свернувшись калачиком и прильнув друг к другу, поскуливая и постанывая во сне, как стайки приблудных собак. Какой-то предприимчивый капитан, подкарауливая тех, кто ночевал в замке и, вероятно, выходил сейчас спросонья опростаться, где словцом, а где и силком увещевал их пустить своих продрогших товарищей внутрь погреться. Похвально. Хороший командир всегда заботится о подчиненном.
При мысли о ночевавших снаружи граф зябко передернул плечами. Народ они, понятное дело, молодой, но на дворе все-таки конец декабря, холод просто лютый. Он невольно поглядел вверх, туда, где солнце уже золотило своими лучами цитадель. На ее верхушке виднелись три фигуры, озирающие равнину вокруг крепости. Ох и ветер там, должно быть, сейчас: безудержный, пронизывающий до костей. Воинам там даже не дозволялось до восхода солнца зажечь жаровню, чтобы свет от нее не мешал высматривать врага. На глазах у Солсбери те люди медленно перемещались по площадке башни, поглядывая туда-сюда без признаков тревоги.
Отвлекшись, граф ухватил проходящего мимо капитана и возложил на него задачу собрать отряд охотников. Вот вам одна из привилегий графского титула: можно стоять, сцепив за спиной руки и пуская пар изо рта, а кто-то мечется, шлет к конюшням гонцов, созывает добровольцев с посулами, что они- де первыми отведают жаркое, которое добудут. На призыв живо откликнулось три десятка человек, а когда весть о готовящейся охоте разлетелась по замку, число желающих быстро утроилось.
Застегивая у горла пряжку плаща и запахиваясь в его тяжелые складки, Солсбери прошел по двору к воротной башне. В молодости тех, кто сетовал на холод, он считал по сравнению с собой слабаками. Но тогда, как видно, он просто еще не пережил то, через что прошли они, а с годами это его самомнение сильно поубавилось. Ветер, казалось, дотягивался до людей даже через стены, бесновался и выл, задувая так, что люди под его силой пошатывались. Хорошо хоть, небо было погожим: малое, но все же утешение. Солнечный свет еще не успел разлиться по двору, когда Солсбери в сопровождении трех капитанов-рыцарей взобрался на коня, а у ворот в готовности уже стояли две сотни человек. Из них дюжина имела при себе колчаны и луки, что отрадно. В замке столько голодных ртов, что бить надо будет все, что попадется, – и птиц, и кроликов, и даже лисиц с волками, если тех угораздит попасться охотникам навстречу. На кухонные вертела пойдет решительно все, хотя надежда все же была вернуться в замок с упитанной косулей, оленем или кабаном.
Солдаты у ворот засвистали тем, что наверху. Продрогшие бедолаги на цитадели еще на раз оглядели местность, после чего подали сигнал: «Чисто». Медленно разинулись створки крепостных ворот – массивные, кованые, – и поднялась решетка. Шестеро солдат выдвинули подъемный мост, грузно упавший в борозды по ту сторону рва.
Солсбери оглядел промокшее внешнее поле с пятнами луж, светящимися под утренним солнцем ртутным блеском. Пока он усаживался в седло, первые ряды охотников уже прошли по наружному мосту, беспечно болтая и пересмеиваясь. Впереди лежал лес, отделенный полумилей открытого пространства, – искусственная граница, созданная столетия назад руками лесничих и с тех самых пор неукоснительно оберегаемая.
При открытых воротах каждый внутри невольно напрягся, с неожиданной силой ощутив свою уязвимость, так что руки сами собой потянулись к рукоятям мечей, а те, кто еще лежал, повставали целыми сотнями. Солсбери выехал за ворота; сердце сейчас билось с какой-то хмельной радостью, а порывистая энергия движений привносила в тело жизнь, согревая его разогнавшейся в жилах кровью. Привычно заныли бедра, но граф не обращал на это внимания, глядя вперед в поиске наиболее сподручного въезда под деревья. По бокам и сзади переходили с шага на трусцу две сотни людей. Все учащенно дышали: и охотники, что, перекликаясь, готовили оружие и натягивали на луки тетиву, и лошади, кидающие из ноздрей столбы сероватого пара. Сзади в замке подняли подъемный мост, отделив крепость от равнины зияющим рвом. Пала в прорези между камней решетка, створки ворот снова сомкнули и накинули на место запорное бревно. Солсбери еще раз оглянулся на замок и увидел, как там наверху один из часовых поднял руку. Ответив ему таким же жестом, граф вместе с остальными охотниками приблизился к линии деревьев, все еще дремлющих в глубокой тени.
Йорк пробудился толчком, вскинувшись на постели в мутноватом недоумении: что это вырвало его из сна. Он бодрствовал допоздна, колдуя над картами с целью выверить всякое движение и сочетание неприятельских сил. Поначалу он повернулся с боку на бок и стал снова погружаться в сон, но тут высоко над головой опять прозвучал рог. Цитадель.
