Оба в ответ с улыбками поклонились так низко, как только позволяли седла. Чувствовалось, что бравый настрой короля благодатно сказывается на всем вокруг.
Генрих встроился в общий темп движения. Временами, похлопывая по мощной шее своего коня, король как будто в рассеянности притрагивался к различным частям своего доспеха, конской сбруе, подседельникам. Дело в том, что он все еще не полностью уверовал в свою поправку, и у него стало привычкой улучать сокровенный момент для медленного, долгого вдоха и выдоха с опробованием суставов, связок и ума: не разладилось ли что, не сломалось ли. Разумеется, кости и мышцы местами побаливали: сказывались без малого два года валянья на одре. Однако мысли сейчас были ясны, а рука сжимала поводья вполне крепко. Так что тревожиться не о чем. Генрих обернулся и окинул взглядом колонну, видя на себе ждущие глаза солдат. Для многих из них это момент, о котором они потом будут рассказывать детям: мол, сам король Англии одарил меня своим взглядом и улыбкой. Генрих приветственно кивнул им всем, после чего вернулся в прежнюю позу и стал глядеть впереди себя. Уже взошло теплое розовое солнце, и король был готов. Жаль только, что его в такой приподнятости не видит Маргарет.
– Ну что, милорды и эсквайры! – зычно воскликнул он. – Вперед!
Строй латников и топорщиков дружно двинулся. В такт сыпались тысячи ног. Для римской дороги ширина строя была чересчур широка, и фланги с обеих сторон шлепали по траве. Вот так, наверное, вел когда-то за собой войско и отец – примерно такое же, не меньше, – на победоносное сражение с французами при Азенкуре. Сердце горделиво воспрянуло от мысленного образа человека, которого он никогда не знал; в эту минуту Генрих ощущал к нему доподлинную, неведомую доселе близость. Он прикрыл глаза, силясь проникнуться духом своего отца. Великий воитель сейчас, если бы соблаговолил, конечно же, мог различать с небес своего сына. И пускай это был всего лишь выезд с судьями, писцами и канцелярскими крючкотворами назади, но вместе с тем это было и могучее войско, ехать впереди которого Генриху было радостно и гордо.
Без встречного натиска, препятствующего движению по вражеской территории, люди в рядах, и пешие и конные, беспечно болтали на ходу обо всем на свете, как какая-нибудь стая прачек. Первые шесть миль прошли под ласковым, набирающим силу теплом восходящего солнца. День обещал быть погожим и безоблачным – ну прямо увеселительная прогулка.
За стеной из рыцарей Перси король не сразу заметил разведчика, скачущего во весь опор к колонне и отчаянно машущего свободной рукой. Скакал он по неровной местности, рискуя свернуть шею и себе, и лошади. Этот человек был из свиты самого Генриха, а потому игнорировал сторонние вопросы и сердито прорывался через пытающихся ухватить его кто за дублет, кто за плащ. Граф Перси переглянулся с сыном; оба натянули поводья и, пропуская марширующие ряды, подъехали ближе к королю.
– Сквайр Джеймс, сюда! – узнав, подозвал юношу Генрих.
Тот подъехал и поклонился, дыша настолько взахлеб, что не сразу смог заговорить.
– Ваше величество… там у Сент-Олбанса… войско стоит. Я видел белую розу Йорка, орла Солсбери и медведя Уорика, с белым стволом на червленом фоне. Они стоят лагерем восточнее города, но на самих улицах я их не видел.
Граф Перси подъехал ближе, настороженно вслушиваясь в каждое слово. Рассказ разведчика он встретил бурным негодованием.
– Позвольте, ваше величество, я сам его порасспрошу? – нетерпеливо тряхнул он головой.
Генрих кивнул, рассчитывая за это время поразмыслить.
– Их много? – бойко и громко, как глухому, гаркнул Перси разведчику. – Каким они там числом? Отвечай, коли уж ты так глазаст!
– Стояли они плотно, милорд. Прямо-таки как тростник. Их там, пожалуй, больше, чем нас здесь, хотя точно сказать нельзя: наша колонна растянута, а они просто стояли.
– Каков у них был строй? – допытывался Перси.
Юноша мямлил, понимая, что его слова могут быть истолкованы как сигнал к бою. Ему было всего шестнадцать, и отвечать четко не хватало опытности.
– Я… Нет, мой лорд… Я…
– Ну давай же, не тяни волынку, парень! Они там в боевом порядке, готовые к сражению или нет? Копья на изготовку или составлены в пирамиду? Лошади оседланы? А костры – горят или затушены?
Юноша лишь открывал и закрывал рот, а тут ворох вопросов пополнил еще и Томас:
– Где у них был обоз – спереди или отведен назад? Которое из знамен сюзеренов к городу ближе всех?
– Я… Кажется, милорды, копья были все же у них в руках. Костры не помню; не помню и того, все лошади оседланы или нет. Хотя нет, постойте… Кого-то из передних рыцарей я, кажется, видел уже в доспехах и на седлах. Хотя не всех. Милорды…
– Граф Перси, барон Эгремонт, – подал голос король Генрих, – достаточно. Оставьте юношу в покое. Вскоре все прояснится. Сколько нам сейчас до города – две, три мили? Значит, все выяснится через час или два.
Граф Перси на слова короля нахмурился и, прежде чем отвечать, огладил лицо рукой.
– Ваше величество, нам следует остановиться и поменять свое собственное построение. Если предстоит с ходу идти в бой, то ряды пехоты я бы расширил, а по флангам поставил конницу. Вперед можно выставить валлийских лучников Тюдора и…
