– Скреббер внутри. Его слегка привалило, но, думаю, расчищать не придется.
– Я расчищу, – безучастно произнес Пастор.
– Сам?
– Или сам, или мне помогут. Это уже не твоя забота. Забирайте свой жемчуг и уходите.
– И на этом все?
– Я тебе помог, я дал слово, клятву Детей Стикса, – преследовать вас не будут. Да и какой в этом смысл, я не думаю, что вы понесете жемчуг кому- нибудь продавать, вы берете его для себя.
– Да, для себя.
– Правильное решение, вещь, которую почти невозможно купить, продавать глупо. А кому вы нужны без жемчуга?
– Не вам, так Бирону.
– Думаю, у Бирона сейчас появятся другие заботы. И, возможно, эти заботы его убьют. Гробовщик – сильный и целеустремленный человек, это опасное сочетание.
Карат, заглянув в пустой дверной проем, осторожно просунул голову между завалившимися ржавыми трубами и, брезгливо морщась, произнес:
– Возле первого скреббера никакой вони, а от этого несет на гектар. Не тухлятина, но все равно неприятно, будто кисляк, в сто раз усиленный, странно, что его сразу не нашли.
– Крыша защищает от дождя, а это главное, – напомнил Пастор. – Люди Ската списывали это на искусственный кисляк, даже я, заметив несообразность, решил, что виноват первый скреббер. И не надо воспринимать этот запах как что-то омерзительное, плоть таких скребберов не имеет ничего общего с тухлым мясом, она разлагается по-своему, без червей и привычных нам микроорганизмов, основную роль здесь играют споры и дождевая вода.
– Приятнее от этого тварь не пахнет.
Пастор уверенно начал протискиваться между трубами, с явным намерением пробраться к смрадной туше, голова которой торчала над завалом метрах в пяти дальше. Карат изумился, осознав, что от веревок и следа не осталось – руки и ноги сектанта были свободны.
Не оборачиваясь, Пастор отстраненно произнес:
– Не надо волноваться, я дал слово Детей Стикса, а репутация превыше всего, можешь еще раз спросить об этом своего друга.
Глядя ему вслед, Карат боролся с искушением выпустить в спину опасно ловкого сектанта пару пуль. А лучше обойму – для гарантии. Нехорошо, конечно, но на душе гораздо спокойнее станет, нет у него к нему доверия.
К тому же здесь это в порядке вещей, Улей, похоже, такое одобряет.
Шуст, чертыхаясь через шаг, выкрикнул:
– Куда этот черт нерусский подевал веревки?!
Карат пожал плечами:
– Без понятия, я к нему спиной стоял.
– Да я лучше к живому скребберу голой задницей повернусь, чем к такому прохиндею одетой. Карат, я за ним, пока он наш жемчуг не спер. И, кстати, где его там доставать? Я разберусь?
– Пастор подскажет, уверен – он в курсе. И ты бы нос прикрыл, там воняет, как бойней и уксусным заводом сразу.
– Ничего ты в этой жизни не понимаешь, Карат. Не воняет, а пахнет. Это запах богатства, аромат больших денег.
Глядя, как Шуст, позабыв про больную ногу, пробирается вслед за Пастором, Карат порадовался, что Улей подарил ему такого товарища. Ведь без него пришлось бы самому в эту клоаку забираться, да еще и копаться в разлагающихся потрохах чудовища.
Диана, тоже не горя желанием пробираться к источнику кислого смрада, кривя нос, произнесла:
– Ну здесь и воняет, у меня глаза начинают слезиться.
– Все познается в сравнении.
– Ты о чем сейчас?
– А ты подумай, каково им там внутри, и все пройдет.
– Даже думать не хочу.
– Где кот?
– Не знаю, но могу поспорить на что угодно, он уже в броневике сидит и нас ждет. Он умный.
– Ага, он такой.
– Я ему рыбку простила. Он, конечно, тот еще гад, но все равно молодец. Нет, он даже супер, я его люблю. Ты слышал, что Гранд сделал? Ну почему он пришел именно к Гробовщику? Как вообще его нашел? И как привел его к нам? У меня голова пухнет от таких вопросов. Получается, у этого кота ума побольше, чем у Шуста. А может, и у тебя.
