Череп остановился, при этом цокнув, будто белка. Все понятно, сейчас Карат увидит то, что видел перед этим уже не раз.
Но только от сектантов, другие ничего подобного не устраивали.
Гномик, перехватив поудобнее автомат, присел над характерным местом – линией, ровно разделяющей зоны с различающейся растительностью. С одной стороны траве явно поменьше воды доставалось, пожухла, несмотря на хлеставший вчера дождь, а по другую – зеленеет вовсю.
Граница кластеров – обычное дело. Но почему-то сектантов такие места напрягали.
И если бы только напрягали, они еще и чудят на них по-странному.
Гномик, оставаясь на этой стороне от линии, коснулся пальцами земли на другом кластере и монотонно, будто читает заученный неинтересный текст, пробубнил:
– Энэмцэ пятый стандарт, до двойки уже не достает, не корректировался лет пятнадцать, до переключения остается недели три, ни вибрацию, ни биения не вижу, без ломаных искажений, по трем крайним вообще ровно.
Пастор, достав карту, поводил по ней пальцем, затем что-то обвел карандашом и кивнул:
– Все верно, сохранил. Под обновление уже прилично накопилось, слишком редко здесь бываем, пора бы поправить.
Подобные диалоги Карат выслушивал на каждой границе и ни малейшего смысла в них пока что не уловил. Что-то, понятное лишь сектантам, причем ни капли не похоже на религиозные разговоры, общаются, будто заурядные техники, проверяющие, допустим, целостность телефонной линии.
На каждый новый кластер его странные спутники ступали будто на минное поле. Гномик всегда там что-то щупал и нес однотипную белиберду, Пастор с умным видом ставил отметки на карте, иногда говорил, что все верно, иногда хмурился и упоминал какие-то отклонения. Карату вообще ничего не было понятно, и объяснять ему никто ничего не торопится.
Но лица сектантов, когда они слышали про эти самые отклонения, кое-что говорили без слов.
Эти люди, равнодушно проходившие в сотнях метров от стай опаснейших зараженных, даже не покосившись в их сторону, все же способны испытывать страх.
Они боятся того, о чем Карат понятия не имеет, и это ни капли не походило на религиозные дела.
Килдинги опасаются чего-то вполне конкретного, определенного, реального, а не каких-нибудь демонов из преисподней или божьего наказания.
Арбалет звонко щелкнул, выпустив тяжелый болт с такой силой, что Череп дернулся от серьезной отдачи. Лотерейщик, до этого момента самозабвенно обгрызавший дурно выглядевшие кости, разбросанные по асфальту четырехполосного шоссе, поперхнулся «лакомством», резво вскочил, но тут же шумно завалился, словно кувалдой стукнутый, засучив ногами в агонии.
Превосходный выстрел – за полсотни метров Череп попал точно в выпуклость на затылке, а ведь оружие сложное в применении: тяжелое, компактностью даже не пахнет; не сказать что дальнобойное; болт летит неспешно, а это нехорошо сказывается, если охотишься на подвижную мишень. Лотерейщик, несмотря на то что не сходил с места, очень даже бодро шевелился. Его голова то наклонялась, то опускалась, да и из стороны в сторону ходила – кости ему явно не нравились, суматошно высматривал что-нибудь повкуснее.
Вот только кучку людей чуть ли не в упор не заметил. И, услышав выстрел раньше, чем прилетел болт, не успел убрать с пути смерти самое уязвимое местечко своего уродливого тела.
– Выстрел что надо, – не удержался Карат от похвалы.
Самый дешевый способ завоевывать симпатию людей, но, как это свойственно простым решениям, зачастую безотказный.
Череп омерзительно осклабился и понес околесицу вперемешку со здравыми фразами:
– С Машкой хорошо, она добрая. Зря так. Да разве это выстрел? Вот у Машки выстрел. Говно мертвяка, а не выстрел. Тебе Машка нужна, она покажет. Хорошо покажет. Ты только конфеты не забывай. А я конфеты не люблю, мне мороженое нравится, чтобы белое и без ерунды всякой. Вкусное оно. Но Машка покажет лучше, ей только пули давать нельзя. Не получается у нее с пулями, плохо это…
Что-то с ним не так: и скороговорка непонятная, и рожа странно кривится. Да это же у него улыбка такая – слюнявая и страшная. Он что, умственно неполноценный? Похоже на то, потому как чем дальше, тем тише говорит, а в конце и вовсе на неразличимое бормотание перешел.
Пастор, не переставая таращиться в здоровенный бинокль, скомандовал:
– Турист, сходи, забери.
– В открытую? – уточнил тот.
– Да, в открытую. Чую чужих, не могу понять, где они засели. Сигналов очень много, фоном проходят, забивает. Место хорошее, может, кто-то тебя увидит, концентрация пойдет, выдаст направление.
К привычке сектантов объясняться иносказательно Карат уже начал приноравливаться. Вот и сейчас понял, что Пастор погнал Туриста из-под маскировочного полога в надежде, что кто-то, кого каким-то образом почуяли, но не видят, заметит его на открытом месте и как-то себя проявит.
По мнению Карата, далеко не самый удачный ход, ведь проявить себя можно по-разному. Например, выстрелом метров за триста пятьдесят из хорошей винтовки точно в грудь, а то и в голову. Дороговизна боеприпасов способствует развитию стрелковых навыков, метких снайперов в Улье хватает, а место и правда открытое, оно будто создано для охоты на приличной дистанции.
