тяжелым, теперь уж вовсе могильным смрадом, и чей-то протяжный стон пронесся по подъезду. Тотчас сила, удерживающая дверь изнутри, исчезла. Григорий Ефимович с грохотом влетел в квартиру, ударился головой о стену и повалился на пол, успев только заметить, что и прихожая, и смежная с ней комната были безнадежно пусты…
Утро нового дня по всему городу ознаменовалось радостной суматохой и милыми недоразумениями, сопровождающими любой переезд. Там разбили большую китайскую вазу настоящего ленинградского фарфора, в другом месте никак не могли найти давно погруженную в кузов бабушку, а еще в одном – самого хозяина, загодя обрадованного новосельем, заперли и забыли в шкафу. Как всегда, на практике не хватило гораздо большего количества машин, чем должно было не хватить по плану. Но тут уж ничего нельзя было поделать; единственный грузовик, не участвовавший в перевозке вещей, был оборудован под трибуну для торжественного митинга.
Так или иначе, к полудню все жильцы нового дома были доставлены, что называется, «с вещами», и митинг начался. Открыть его должен был Королевич, но к началу торжества он не явился, и найти его нигде не могли. Пришлось начинать самому директору.
«Мы неоднократно подчеркивали, – сказал он в своем докладе, – что общественности завода пора сказать свое веское «Я», и только нехватка средств мешала нам претворить это в жизнь. Теперь нам следует шире использовать прогрессивные формы и хозяйственный способ строительства, вот только денег, к сожалению, опять нет… В заключение, товарищи, позвольте от души поздравить вас с долгожданным вселением и пожелать успешного завершения вселенских работ!»
Засидевшись на чемоданах, новоселы не заставили себя долго упрашивать и дружно приступили к «вселенским работам». Приглашенный оркестр подбадривал их популярной когда-то мелодией «Мы на край земли пойдем, мы построим новый дом…». В какие-нибудь три часа жильцы полностью овладели всеми девятью этажами и, прочно закрепившись на отвоеванных у судьбы плацдармах, стали праздновать победу.
Вся мебель небрежно сдвигалась к одной стене, свинчивались только столы и табуретки, распаковывались коробки с посудой, разогревались кастрюли с едой, а в холодильнике, стоящем посреди кухни, охлаждалось всё остальное. К пяти часам кое-где уже сели за столы. Минут через сорок на восьмом этаже затянули песню, на шестом подхватили, на балконе четвертого курили и спорили о политике, а на первом кому-то съездили в ухо.
«Ой, мороз, моро-оз!» – неслось из окон навстречу вечерней прохладе июльского лета.
В этот час возле дома появился Королевич. Он долго ходил вокруг, рассеянно кивая в ответ на приветствия и приглашения, но никак не решался войти в подъезд. Наконец, осмелевший от новоселья Подокошко почти силой затащил его в свою квартиру.
– Где же вы днем-то были, Григорий Ефимович? Мы вас по всем телефонам искали!
– Да так, – неопределенно поежился Королевич. – Приболел слегка.
Глядя пустыми глазами в пространство, он выпил большую рюмку водки и тихо спросил у Подокошко:
– А где… Таранкин?
– А черт его знает! Я спрашивал у ребят – никто не видел. Должно быть, к родне поехал…
– К родне, – грустно повторил Королевич. – И никто не видел…
Быстро распрощавшись, он покинул компанию, бегом спустился по лестнице и что есть духу припустил прочь от веселящегося дома. У себя в квартире он прежде всего закрыл дверь на все замки, затем разделся и лег в постель, но свет так и не выключил.
Неизвестно, удалось ли заснуть Григорию Ефимовичу этой ночью, зато известно, что поднял его на следующее утро телефонный звонок.
– Вот, значит, как?! – кричал в трубке визгливый женский голос. – Прихранить решил пару квартирок? Для своих? Для жены своей разведенной припас? Для торгашей? Не выйдет, гад, не надейся!
– Что? Кто это? Какие квартирки? – залепетал окончательно деморализованный Королевич.
– Он не знает! Вы поглядите на него! Кто на собрании говорил, что весь дом будут разом заселять? А сегодня выясняется, что там пустых квартир полно!
– Каких квартир? – простонал Григорий Ефимович. – Кто вам сказал?
– Товарищ Морок сказал, вот кто! Нашелся один честный человек среди вас подлецов! Ну ничего, всех выведем на чистую воду! Мы из-за ваших шашней не собираемся по сто лет в очереди стоять! Сегодня же заезжаем, так и знайте!
– Постойте! Нельзя! – вскричал Королевич. С испугу у него перехватило горло – он начинал понимать, что произошло. – Подождите! Это опасно!
Но на том конце уже повесили трубку.
Григорий Ефимович, едва набросив что-то из одежды, выскочил на улицу и побежал к проклятому дому.
– Ведь так и чуяла душа! – всхлипывал он на ходу. – С первого дня видно было, что тут нечисто! Да где ж им объяснишь?! Жилье подавай, жилье! Прут, как танки!.. А теперь вот что прикажете делать? Пора уж, казалось бы, понять: ну нет в стране жилья! Нету. И быть не может. А если где-то и появляется, то это обман и ловушка…
Дом встретил Королевича тем же необитаемым безмолвием, что и позапрошлой ночью. С первого взгляда стало ясно, что никаких не несколько квартир, а весь дом совершенно пуст. Всё же Григорий Ефимович завернул наудачу в один из подъездов, прошелся по этажам, заглядывая в квартиры. Все они были
