– Отпусти, вдруг родители увидят? Нехорошо.
Илья засмеялся:
– Ночью парня незнакомого в дом привела, спать уложила – это в порядке вещей, а вот на руки взять нельзя… Да после того, как я переночевал в твоём доме, я просто обязан жениться на тебе.
Диана вспыхнула, щёки её зарумянились.
– Не шути так!
– Неужели не нравлюсь?
– Идём, познакомлю тебя с родителями. Только не пугайся…
Это было что-то новенькое. Кто у неё родители, что он испугаться должен? И всё-таки плохо, что он безоружен.
Они спустились по ступенькам во двор, где стояла увитая плющом и виноградом беседка. И когда они вошли в неё, Илья понял: да, если бы не предупреждение Дианы, ему впору было бы испугаться. За столом, на лавке сидел настоящий римский центурион – в чешуйчатом панцире, опоясанный ремнём, в армейских сандалиях. Меч в ножнах и шлем с поперечным гребнем лежали рядом, на скамье.
Напротив центуриона сидела женщина, вовсе не старая, её можно было бы принять за старшую сестру Дианы.
– Знакомься. Это мой отец, Феликс, а маму зовут Юнис. А это человек, который спас меня, Илия.
Диана произнесла его имя по-римски, без мягкого знака, как произносили его греки и римляне. Не предупреди его Диана, он, грешным делом, подумал бы, что она его предала.
А Илья и так чувствовал себя напряжённо. Знают ли родители, что их дочь исповедует христианство? Ведь центурион по определению должен быть язычником, как и солдаты.
Но центурион улыбнулся и пригласил Илью сесть.
– Не ожидал, что отец Дианы может быть центурионом? Я служу во вспомогательных войсках.
У Ильи отлегло от сердца: в этих войсках служили наёмники, и их вероисповедание и национальность значения не имели.
Феликс сам налил кружку вина и поставил её перед Ильёй:
– Ты же варвар?
– Да.
– Тогда пей неразбавленное, как я.
Илья поднял кружку, салютуя хозяину, и пригубил.
Диана засуетилась, выставила на стол сыр, финики, жареную рыбу, тушёные бобы, и мужчины принялись за еду. Оба отсутствием аппетита не страдали, и когда насытились, центурион сказал:
– Мне надо на службу.
Он надел шлем, нацепил ножны с мечом и ушёл.
Обстановка разрядилась. При центурионе Илья чувствовал себя скованно, некомфортно.
– Хочешь, я тебе спою? – предложила Диана.
Илья кивнул – всё лучше, чем просто сидеть.
Девушка сбегала в дом и принесла кифару – струнный инструмент, похожий на лиру.
Собственно, почти все музыкальные инструменты римляне позаимствовали у греков. Из своих они имели военные трубы, которыми подавали сигналы, и тибию, похожую на флейту.
Мать девушки стала играть, а Диана запела. Голос у неё был высокий, чистый и нежный. Пела она по-гречески – о любви смелого юноши и прекрасноликой девушки. Впрочем, о чём петь девушке, как не о любви?
Илья хоть и не был любителем фолка, но ему понравилось.
Потом мама Дианы предложила Илье рассказать о себе. Конечно, она беспокоилась за дочь – кого та привела в дом?
Илья рассказал – о Руси, о природе, о страшном урагане, разбившем судно, на котором он плыл… Не говорить же молодой римлянке, что он четыре века простоял в образе дуба у Ярославля, что выбросило его временем на Сицилию и что служил он у жены римского сенатора Сервилия Гракха?
– Ну а далее вам уже известно. Шёл по улице, увидел прекрасную пленницу…
– Так это ты тот самый Илия, что сражался на арене? – воскликнула Юнис.
– Да, я.
– Бедный, ты так страдал!
Женщины ещё долго развлекали его разговорами, а потом отправились на кухню – рабов в услужении семья центуриона не имела.
Илье предложили осмотреть сад и дом. Сад был маленький, но в тени стояла скамья, и вполне можно было отдохнуть. Он был ухожен – явно женскими руками, и благоухал цветами. Дом Илья осматривать не стал, достаточно того, что он знал расположение своей каморки.
