А когда окончательно стемнело, люди направились в местный лесопарк, чтобы продолжить торжества там и наблюдать ритуал рождения Огня – талисмана и защитника форта. Шелестов находился на своем боевом посту, вместе с подчиненными и Старейшинами следил за порядком и нес службу по периметру города, поэтому Пышма в одиночку руководил праздником.
Перерождение «искры» происходило в какой-то волшебной томительной обстановке. Люди плотным кольцом окружили место ритуала, сидели и стояли по склонам большой ложбины, внизу которой разожгли гигантский костер. Там же производил священные действия Пышма. В свободной хлопчатобумажной одежде с витым поясом, перетянувшим талию, он совсем не казался горбатым, и был похож на зороастрийского жреца. Призывая все силы природы служить человечеству, встать на защиту угнетенных и слабых, возродить веру в Огонь и Любовь, Старейшина положил «искру» в золотую чашу и опустил сосуд в пламя.
Громкие слова оратора, разносившиеся по округе, относились к истокам Мироздания, к космосу, дающему энергию Земле, к таинственной звезде, подарившей людям частичку себя. Речь шла об «искре», и Треш, наблюдавший за действом в обнимку со Златой, понял это. Почему-то раньше он думал, что все четыре святых артефакта являются порождением аномалий. Но происходящее сейчас на глазах нескольких тысяч человек заставило его заподозрить, что истоки могут крыться далеко за пределами Земли… Да и Армада настойчиво требовала, буквально притягивала эти реликвии к себе, выбрав следопыта исполнителем своего желания.
Видимо, совсем не речь жреца повлияла на процесс Перерождения, а произошла какая-то физическая или химическая реакция, но пламя священного костра оглушительно хлопнуло, выбросило ввысь гигантский язык огня, приобрело зеленый оттенок и… исчезло. Так быстро, будто невидимый пожарник вылил на костер чан воды. Угли вмиг остыли, и только красный свет от двух точек в куче золы, как пара глаз дракона из черной пещеры, изумлял взоры присутствующих. Народ загудел, многие стали раскачиваться, но все взялись за руки и закрыли глаза, подняв лица к ночному небу. В этот момент каждый из них загадывал желание.
Заранее предупрежденные Пышмой, Избранные должны были пожелать не что иное, как любовь своим сердцам, тепло душам и огонь делам. Что они и сделали, обнявшись и три раза крепко поцеловавшись. Затем жрец вынул из остывшего кострища два уголька, держа их в рукавицах из асбестовых волокон, показал народу оба новорожденных артефакта и под громкое приветствие людей опустил «искры» в два разных сосуда, поднесенные помощницей. Один артефакт он убрал в черный ящик, который женщина тут же укутала белой тканью, другой торжественно вручил Трешу со словами:
– Береги ее, люби ее, владей ею и используй только во благо! Да пребудет с тобой святой Огонь, несущий добрые силы и чистые мысли! Аминь.
Треш, преклонив голову, дрожащими руками принял дар, не в состоянии смахнуть набежавшую слезу. Невероятной тяжести груз навалился на плечи, но в голове стало чисто и ясно, будто из нее выскребли все плохое. Он зашатался, но поддерживаемый под локоть Пышмой, пришел в себя, расправил плечи, приободрился, кивнул и низко поклонился людям форта.
Послышались многочисленные возгласы одобрения и дружные аплодисменты. На этом ритуал и закончился, по зову Старейшины народ разбился на пары, люди побежали проводить омовение и праздновать до рассвета.
И только бойцы «Альфы», распределенные по секторам форта и рьяно стерегущие покой поселенцев, не видели ритуала и продолжали нести службу.
А поутру Избранные собрались в путь. Они вновь надели свою экипировку, любезно выстиранную и высушенную горожанками, навьючились амуницией и снаряжением, предупредили Старейшину о двухдневной отлучке и направились на восток. Шелестов выделил им для сопровождения звено бойцов, для начала попытавшись узнать у сталкера о конечной цели похода. Но Треш дипломатично отнекивался, посчитав, что не наделен полномочиями о раскрытии всех секретов, пусть даже и Проводнику. Следопыт согласился на сопровождение, но лишь до окраин территории, на которые распространялись полномочия «альфовцев».
– Что там, полковник, на востоке? Что докладывает ваша разведка? – спросил Треш на прощание.
– Самому бы знать хотелось, сталкер. Мои дальние дозоры не могли пройти, натыкаясь на невидимую преграду. Словно что-то плотное задерживало их, не пропуская дальше. Связь глючила, психика давала сбои, тела ломило, как при гриппе. Короче, состояние примерно такое же, как в Зоне, от действия Ока, когда оно запускало Выбросы. Или тебе не знакомы эти понятия и ощущения? Ты же не был там.
– Слышал про это. Но в Анклаве при мне такие штучки не проходили. Общался с бродягами и сталкерами оттуда.
– Вот. А здесь что за фигня – одной Армаде, поди, известно. Поэтому, Треш, мой тебе совет. Не суйся далеко, не пытайся выяснить, что там и как. Дольше проживешь. Ну, а если и выведаешь чего случайно, сообщай, информации любой рады будем. Сведения весьма скупые о том районе. Берегите себя, Избранные! Не знаю, что там Армада хочет от вас еще кроме «искры», но, чую, неспроста вы туда ломанулись. Все, харэ слюней и соплей, пора в путь!
Треш заметил болезненную бледность на лице Шелестова, убегающий взгляд, но рукопожатие полковника было крепким. Сталкер кивнул и вышел вслед за Златой. Пояс с артефактами всех четырех фортов крепко сидел на теле, почищенное оружие ютилось на спине вместе с ранцем. От комбинезона он отказался, потому что лазить по лесам и горам в «Специфике» ему было непривычно. Треш больше привык доверять собственным силам, а не заумному модулю бронекостюма. Неизменный друг и напарник Злата шагала рядом, иногда поглядывая в оптику подаренной ей командиром «Альфы» СВДС взамен недальнобойного ВСС.
