Вот только Рэн этого не знал. Или не захотел понимать? И, поспешив нагнать, опрометчиво тронул мое крыло. Очень серьезный жест. И смертельно опасный, потому что позволить его себе мог только самый близкий. Тот, кому доверяют. И тот, от кого не ждешь подвоха.
Крылья для нас — это свобода, дающая возможность летать и сливаться с ветром. Хрупкая перепонка, которую так легко порвать. Коснуться ее без согласия означает посягнуть на свободу, поэтому и воспринимается это как прямая угроза.
—
Рэн наконец внял предупреждению. Отступил на шаг. А когда я зашипела, недвусмысленно приподняв кончик усеянного шипами хвоста, с мрачным видом осведомился:
— Я сделал что-то не так?
От этого наивного вопроса я едва не расхохоталась в голос. Горько. Невесело. Не знаю, правда, как смеются драконы, но вряд ли этот смех кого- нибудь бы обрадовал.
— Ты еще спрашиваешь?!
— Конечно, — хмуро кивнул дракон. — Если тебе интересно, я беспокоился. Надеялся, что когда-нибудь ты все-таки сможешь меня понять и принять. Обрадовался, что ты обратилась намного раньше, чем я рассчитывал… А теперь ты рычишь. Злишься. И я не знаю, что думать.
— А чем ты думал, когда забирал душу Кая?! — гневно крикнула я. — Как мог ты его уничтожить, зная, в нем горит такое же Пламя, как и в тебе?!
Рэн изумленно застыл.
— Так ты из-за этого расстроилась?
— Конечно! — бешено рявкнула я. Да так, что от моего рыка по хрустальному куполу зазмеились огромные трещины. — Он был мне дорог, Рэн! Не меньше, а может, и больше, чем ты!
У серебристого дракона на морде застыло неописуемое выражение. Он озадаченно крякнул, отступил еще на шаг, глядя на меня в непонятном ступоре и нервно то раскрывая, то снова сворачивая крылья. А затем в его глазах что-то изменилось. Он как-то разом осел, даже пошатнулся, а потом тихо-тихо, словно все еще не веря, спросил:
— Ты переживала за Кая?
— Я любила его, дурак! — не сдержавшись, горестно взвыла я. И со слезами на глазах посмотрела на недогадливого и, что самое страшное, недоверчивого дракона, который по-прежнему закрывал от меня свой разум. Ни одной мысли наружу не просачивалось, ни одной эмоции — он не пытался меня понять. И не хотел ничего слышать. Тогда как я только сейчас по-настоящему осознала, почему мне так дорог был погибший инкуб, и, невидяще глядя перед собой, прошептала: — Любила, Рэн… а ты его убил.
От накатившего с новой силой отчаяния у меня вдруг потемнело в глазах. Боль резанула по сердцу так, что я застонала и едва удержалась на ногах. Казалось, что болит не только сердце, но и все тело — каждая клеточка, каждый крохотный нерв, который выворачивали наизнанку. Боль ломала и корежила так, что от нее хотелось кричать.
Потом откуда-то налетел порыв холодного ветра, унося прочь остатки разгромленного зала. Стремительно выросшие горы, напротив, нависли над самой головой. Мир пошатнулся, завертелся перед моими глазами. А затем всей тяжестью рухнул на плечи, с силой швырнув меня на каменный пол.
Правда, упасть мне все-таки не дали — в последний миг чьи-то руки подхватили и крепко прижали к груди. Чьи-то пальцы, зарывшись в мои волосы, бережно их погладили. А знакомый до боли голос едва слышно прошептал:
— Тихо, тихо, мое нежное Пламя… я рядом. Я всегда буду рядом с тобой. Никто тебя не обидит, не ранит. Никому не позволю причинить тебе боль. Прости, моя девочка, первый раз это сложно — сливаться душами и становиться собой, но я не дам тебе упасть. Держись, дыши, моя Хейли, я никому тебя не отдам…
В самый первый миг, когда ко мне вернулась способность мыслить, я с грустью подумала, что спала и видела дивный сон. Но время настало, и пришлось попрощаться с иллюзией, забыв о недолговечном мираже.
Увы! Во мне больше не было всеведения, свойственного чистому разуму. Куда-то пропала гремящая мощь. Я потерянно стояла посреди обледеневших руин, в панике ощущая себя человеком, и остро жалела о том, что это была всего лишь сказка. Красивая, поучительная и немного печальная.
— Не бойся, — вдруг шепнул кто-то над самым ухом. — В этом теле тебе не все доступно, но ничего в действительности не изменилось. Ты все та же — волшебная, сильная и крылатая. Просто слишком уж резок был переход. С непривычки порой пугает.
Я вздрогнула от неожиданности и вскинула голову. По самому краешку сознания мелькнула мысль, что такого не бывает. Мгновенно все проверила. Расслабилась, почти сразу ощутив все тот же неторопливо-размеренный поток из бесконечного множества событийных слоев. А потом с неимоверным облегчением поняла, что величественная река моего разума никуда не делась — просто я отошла от нее дальше, поэтому грохот ревущего водопада перестал перебивать мой внутренний голос.
Я мысленным взором пробежалась по своему человеческому телу и окончательно успокоилась. Оно все то же. И я все та же — прав мой невидимый
