после короткого боя у ручья было неплохо, захваченных у перебитых парашютистов автоматов хватило всем, так что карабины оставили на месте. А вот провиант практически полностью закончился: то ли диверсанты не собирались надолго задерживаться в советском тылу, то ли еще что, но сухих пайков у них оказалось только на двое суток.
Головко с Иськовым подхватили изготовленные из двух молодых березок и трофейной плащ-палатки носилки с лейтенантом, последние несколько часов уже не приходящим в сознание, и торопливо потрусили к дороге. Следом бежал увешанный оружием ефрейтор Еременко. Капитан Захаров с автоматом в руках замыкал короткую колонну. Носильщики с раненым еще только спускались с невысокой придорожной насыпи, когда из-за недалекого поворота неожиданно вырвалась пара немецких мотоциклов, следом за которыми пылил приземистый угловатый бронетранспортер. Видимо, гитлеровцам уже не впервой было сталкиваться с группами выходящих из окружения русских, и стрелять они начали сразу. Мотоциклы разошлись в стороны, съезжая на обочины, и сидящие в колясках пулеметчики открыли огонь. Ожидавший чего-то подобного Захаров успел плюхнуться в испещренную отпечатками автомобильных протекторов и танковых гусениц пыль, а вот замешкавшийся ефрейтор напоролся на очередь. Тяжелые пулеметные пули ударили в грудь, выбивая из спины небольшие алые фонтанчики, и боец замертво рухнул на землю, даже не успев поднять оружие. Старшина с Иськовым торопливо залегли, прикрывая собой носилки с комбатром. Вот только автоматического оружия у них не имелось, только пистолеты и гранаты, все осталось у погибшего Еременко.
«Вот и все, вот и приплыли, – отстраненно подумал комэск, прижимая к плечу здоровой руки разложенный автоматный приклад. – Сейчас меня прижмут огнем, потом перебьют мужиков, а меня гранатами закидают. Или броневик поближе подъедет, у него пулемет-то высоко установлен, да расстреляет в упор. Мой автомат его броне не опасен…»
Как ни странно, мысли о близкой смерти Александра не особо и напугали: наверное потому, что он должен был погибнуть еще тогда, во время воздушного боя, в котором сложило головы большинство ребят его эскадрильи. И так, можно сказать, в долг живет. А долг, как известно, платежом красен. Ну да ничего, сейчас он его вернет, сполна – не сполна, но вернет…
Первая очередь вышла не очень, оружие было незнакомо, и пули пошли мимо цели. Зато второй он зацепил одного из стрелков – немец дернулся и завалился назад, задирая ствол пулемета в небо. Водитель, осознав, что происходит, боком свалился с сиденья, торопливо отползая за мотоцикл. Второй пулеметчик немедленно перенес огонь на Захарова, и грунтовка вокруг вздыбилась десятками пыльных султанчиков. Одна из пуль зло дернула за рукав комбинезона, кожу плеча ожгло короткой болью, но мышцу не пробило.
«Что, не ожидали?! – мелькнула в сознании короткая мысль. – Думали, нашинкуете нас издалека да дальше покатите? А вот хренушки вам! Комэска Захарова так просто не взять! Так что получите и распишитесь! Главное, второе плечо не продырявило, а то хорош бы я был, безрукий…»
Автомат вновь стукнул в плечо отдачей, отзывавшейся в раненой руке легкой болью. Экипаж второго мотоцикла он не достал: очередь пошла слишком низко, пули лишь расколошматили закрытую маскировочным чехлом фару и выбили пыльные фонтанчики вокруг, но заставили пулеметчика прекратить огонь. Но не успел Александр обрадоваться короткой передышке, как заработал пулемет бронетранспортера, и летчик понял, что сейчас ему придется-таки героически погибнуть. И тут, как назло, автомат сухо щелкнул бойком, хотя, по прикидке Захарова, в магазине еще должны были оставаться патроны. Капитан машинально несколько раз выжал спусковой крючок, но, похоже, механизм заело.
И в этот момент во фланг гитлеровцам раскатисто зарокотал прицельными, уверенными очередями пулемет, судя по звуку: определенно не немецкий. Стреляли откуда-то из леса, с левой относительно Захарова обочины. Первая же очередь добила прячущегося мотоциклиста, другая прошлась по второму мотоциклу. Пулеметчик погиб сразу, даже не попытавшись развернуть оружие, водитель успел спрыгнуть, но пробежал не больше пары метров. Одна из пуль, видимо трассирующая или зажигательная, попала в бензобак, и вверх взметнулся огненный фонтан почти бесцветного в дневном свете пламени. Не теряя времени, неведомый союзник перенес огонь на бронетранспортер. Захаров видел, как очередь прошлась поверх угловатого корпуса, практически снеся немецкому пулеметчику голову – бронещиток прикрывал его только спереди, а следующая зачем-то ударила, высекая искры, в борт. Бронебойными он лупит, что ли? Видать, хочет тех, кто внутри сидит, достать. Но стреляет грамотно, вон как за несколько секунд со всеми разобрался! Блин, а он-то сам чего лежит, кого ждет?!
Выругавшись под нос, Александр перевернулся на бок, вытаскивая из трофейного подсумка запасной магазин и стараясь при этом держать боковым зрением ситуацию на дороге. Подзажившая за эти дни рука слушалась плохо, но все же слушалась, и ему удалось достаточно быстро перезарядить оружие. Однако чертова немецкая «машинка» начала капризничать – затвор напрочь отказался взводиться, сколько капитан ни дергал за торчащий слева рычажок. Все-таки заело! Пилот растерянно вытащил только что присоединенный магазин, как вдруг услышал за спиной вой автомобильного мотора.
Обернувшись, капитан с тоской заметил катящий в его сторону полугусеничный бронетранспортер, почти такой же, что застыл впереди, только размерами поменьше. Над лобовым бронелистом торчал кожух пулеметного ствола, возле которого маячил силуэт стрелка. Вот и все, теперь точно приплыли… Немцы даже близко подъезжать не станут, долбанут очередью, а потом ребят на обочине расстреляют, с высоты боевой машины они как на ладони. И неведомый пулеметчик не поможет, сектор обстрела не тот, с его позиции броневик просто не виден, кусты заслоняют.
Однако Захаров ошибся, и неминуемая гибель неожиданно обернулась не менее неожиданным спасением. Не доехав до лежащего на дороге Еременко нескольких метров, немецкий бэтээр внезапно остановился, на миг скрывшись в облаке поднятой колесами и гусеницами пыли. Мгновение – и курсовой пулемет ожил, лупя длинными очередями по застывшему в полусотне метров впереди собрату. Инстинктивно пригнувшийся Захаров видел, как пули разнесли
