– У него была огромная коллекция художественной литературы тех лет. Мой отец говорил, что дед постоянно смотрел фильмы и спектакли, действие которых происходило в тот период. И страшно злился, что многое утрачено навсегда.
– Не вполне понимаю, о чем вы, – заметила я. – Сохранились неплохие видеозаписи, созданные в течение третьего тысячелетия, и мы знаем его историю. Есть некоторые пробелы, но в целом…
– Я не про историю. Его интересовали артефакты. Вы бывали на Земле, Чейз?
– Да. Один раз.
– От эпохи первых лунных экспедиций не осталось почти ничего. Все исчезло, кроме нескольких старых зданий и плотин. Дед всегда искал реликвии прошлого – перо Марии Кюри, кресло Чарльза Дарвина, настольную лампу Уинстона Черчилля. – Она пожала плечами. – По словам отца, дед жил этим. Он провел на Земле много лет, пытаясь найти хоть что-нибудь.
«Кто такие Дарвин и Кюри?» – подумала я.
– И что ему удалось сделать?
– Кое-что он нашел – старый радиоприемник, несколько книг, считавшихся утерянными. Но ничего, связанного с историческими личностями…
– Среди книг было что-нибудь важное?
– Да. Например, «Ночь нежна».
– Серьезно? Так это он ее отыскал?
– Вот именно.
– Думаю, они с Алексом быстро нашли бы общий язык.
– Бо?льшую часть своих находок он пожертвовал Музею Бранденхайма, и они выставлены в нем. Можете на них взглянуть, когда окажетесь там. Деду посвящен целый отдел.
– Похоже, он сделал неплохую карьеру. Так, значит, вы почти его не видели?
– Когда мне было четырнадцать, он вернулся и стал жить с нами. До этого я видела его лишь раз или два, но я была совсем маленькой девочкой. – Она смотрела мимо меня, так, словно устремила взгляд в иное время. – Он извинялся за то, что не был рядом со мной в моем раннем детстве. Очень приятный человек. Вам известно, что он нашел единственные сохранившиеся наручные часы? Знаете, что это такое?
– Я видела их в старых видеоклипах.
– Насколько мы знаем, они не принадлежали никому конкретно. Просто часы.
– Ясно. – (Снег за окном усилился.) – Итак, чем мы можем помочь, Мариса?
– Его комната находилась на втором этаже. Дед прожил с нами лет семь, но потом, почти одиннадцать лет назад, он перенес удар и после этого умер. Отец устроил в его комнате кабинет. Думаю, там никто не прибирался как следует. Недавно мы наткнулись на странную штуковину. Она лежала на полке в одной из кладовок наверху.
Мариса сняла крышку с коробки. Со своего места я не могла видеть содержимого, но прекрасно понимала, к чему идет дело.
– Мариса, что бы там ни было, уверена, что мы сможем предложить достойную цену, – сказала я.
– Хорошо. Именно это я и надеялась услышать.
Достав из коробки завернутое в тряпку черное электронное устройство, она поставила его на кушетку рядом с собой.
– Что это? – спросила я.
– Я отнесла эту штуку в Музей Бранденхайма. Думала, парень, с которым я разговаривала, сойдет с ума. Он утверждает, будто это… – она замолчала и взглянула на свой коммуникатор, – передатчик Корбетта для отправки сообщений через гиперпространство. Судя по всему, ранняя версия. Они считали, что я собираюсь пожертвовать его музею. Сначала я так и собиралась сделать – мне просто хотелось от него избавиться. Но потом я решила, что он стоит немалых денег, и отказалась, к их разочарованию. – Она улыбнулась. – Пожалуй, я не очень-то похожа на дедушку.
– Ладно, – сказала я, – мы взглянем. Когда Алекс вернется, он сверится с базой данных, а если захочет увидеть передатчик, мы попросим вас его принести.
– Отлично. Мне хотелось бы узнать примерную стоимость. У вас нет никаких мыслей на этот счет?
– Нет, Мариса. Я никогда не видела ничего подобного.
– А я думала, вы пилот, – сказала она.
– В свободное время – да. – Я быстро проглядела информацию в электронном блокноте и едва не подпрыгнула. – Ничего себе!
– Что? Что такое, Чейз?
– Передатчик Корбетта – величайшее научное достижение. Это самая ранняя модель. – В блокноте было указано, что он относился к двадцать шестому веку. Только после появления передатчика Корбетта участники сверхсветовых полетов получили возможность вести переговоры с Землей. Если в Музее Бранденхайма не ошибались, этой штуке было восемь с лишним тысяч лет и она существовала в единственном экземпляре. Похоже, ценность ее была велика. – Дед не говорил вам о нем?