дышишь, Луна делает тебя жестоким. Это правда, Луна меняет людей. Она изменила меня так, что если бы я однажды отправилась обратно на Землю, мои легкие бы схлопнулись, ноги не выдержали моего веса, кости раскололись в щепки. И эти триста восемьдесят тысяч километров нельзя сбрасывать со счетов. Когда ты говоришь с домом и чувствуешь задержку в две с половиной секунды перед тем, как приходит ответ, это отталкивает. Такую пропасть не перейти. Это часть структуры вселенной. Физика — вот по-настоящему жестокая штука.
Я не думала про них сорок лет. Но думаю сейчас. Я часто оглядываюсь назад; из моего прошлого незваными являются разные вещи. Я твержу себе, что ни о чем не жалею, но правда ли это?
Не могу удержаться от мысли, что все дело в тех годах, на протяжении которых мы строили компанию по частям; я больше времени провела в пов- скафе, чем без него, я постоянно ездила в роверах, карабкалась по экстракторам, прижималась к Карлосу в том отсеке, и радиация просвечивала меня насквозь…
Мой рак зашел дальше, чем я говорила, сестра. Знает только доктор Макарэг. Мне известно, что Лукас был в Материнском доме: он в курсе моего состояния, но не знает, насколько все серьезно. Только послушайте меня: эвфемизмы. «Продвинутый», «в полной мере». Я чувствую смерть, сестра, я вижу ее черные глазенки. Сестра, что бы ни требовал Лукас, чем бы ни угрожал, не говорите ему об этом. Он захочет что-нибудь сделать, но ничего сделать нельзя. Он всегда должен самоутвердиться. И я нанесла ему обиду, ужасную обиду… Нужно столько всего исправить. Свет скоро погаснет.
Но я ведь еще не рассказала историю о бое на ножах с Робертом Маккензи!
Это легенда. Я легенда. Может, вы не слышали? Иногда я забываю о поколениях младше себя. Не забываю… как бы я могла забыть собственных внуков? Скорее, не верю, что с той поры прошло столько времени, что люди могли забыть те дни. Какие же это были дни!
Маккензи прекратили физические атаки на наше оборудование, как только у нас появилось достаточно денег, чтобы нанять собственную охрану. Так появился этот бразильский бывший морской офицер, уволенный из-за того, что Бразилия решила, будто собственный флот ей больше не по карману. Он служил на подводных лодках, и его теория заключалась в том, что приемы ведения войны на Луне в точности совпадали с приемами подводных боевых действий. Весь транспорт под давлением, в смертельно опасных условиях. Я его наняла. Он по-прежнему шеф моей охраны. Мы решили, что один дерзкий удар может закончить войну. Мы напали на «Горнило». Маккензи и ВТО только что закончили Первую Экваториальную; теперь «Горнило» могло без остановки очищать редкоземельные металлы. Этот поезд был — и остался — чудесным достижением. Я забываю, что внесла свою лепту, когда уволилась из «Маккензи Металз» и стала воронцовской королевой путей, пока шла к учреждению «Корта Элиу». Карлос предложил идею плана: «Мы подорвем Первую Экваториальную и парализуем „Горнило“». Помню лица вокруг стола: шокированные, изумленные, испуганные. Эйтур сказал: «Ничего не получится». Карлос ответил: «Мы это сделаем. Твоя работа — объяснить мне, как именно».
Мы это сделали на шести роверах, двумя командами по три. Мы подгадали время атаки: как раз когда «Маккензи Металз» должны были осуществить важную новую поставку редкоземельных металлов по контракту с «Сяоми». Карлос отправился с первой командой, я — со второй. Это было так волнующе! Два ровера, набитые мускулистыми громилами-эскольтами, один с командой подрывников. Все прошло на самом деле довольно просто. Мы нанесли удар по «Горнилу» в восточной части Океана Бурь. Эскольты образовали периметр; подрывники одновременно нанесли два удара в трех километрах перед «Горнилом» и позади него. Я видела, как взорвались снаряды. Рельсы взлетели так высоко, что мне показалось — они выйдут на орбиту. Я смотрела, как они кувыркаются прочь, блестя в лучах солнца, и это было самое близкое к фейерверку зрелище, какое только можно устроить на Луне. Все радостно орали и вопили, но я не могла, потому что мне было неприятно видеть, как столь изысканное и блестящее произведение инженерного искусства уничтожается в один миг. Эти рельсы могла проложить я. Мне было ненавистно происходящее: едва построив то, чем можно гордиться, мы его уничтожили.
Хитроумная часть плана заключалась в том, что в то время, пока мы убегали с роверами «Маккензи Металз» на хвосте, наши вторичные атаки произошли в двадцати километрах впереди и позади на путях. Ремонтным отрядам ВТО пришлось бы пересечь эти дыры, прежде чем они сумели бы восстановить рельсы поблизости от «Горнила». Даже если бы ВТО доставила свои отряды в течение часа, «Горнило» оставалось бы во тьме неделю. Они должны были пропустить конечный срок поставки.
Мы оторвались от их рубак посреди хаотичного ландшафта кратера Эддингтона.
После битвы в восточной части Океана Бурь «Маккензи Металз» переместили свои атаки в Суд Клавия.
Кажется, война с ножами и бомбами была для меня предпочтительней.
Их тактика варьировала, но стратегия оставалась понятной и простой: насмерть обескровить «Корта Элиу» с помощью судебных пошлин. Они ударили по нам исками за нарушение контракта, нарушение авторского права, ущерб здоровью личности, ущерб имуществу корпорации, плагиат, иски об ущербе, причиненном каждому члену экипажа «Горнила» в день атаки. Иски следовали бесконечной чередой. Бо?льшую часть из них наши ИИ отбивали сразу же после подачи, но на каждый, с которым мы разбирались, их ИИ производили еще десяток. ИИ плодовиты и дешевы, но бесплатно не работают. Судьи, которых мы вместе назначили, наконец-то постановили, что «Маккензи Металз» должна прекратить легкомысленное сутяжничество и предъявить серьезный иск с разумным шансом на успех.
Сказано — сделано. В иске «Маккензи Металз» Адриану Марию ду Сеу Мано ди Ферро Арена ди Корта обвиняли по сорока пунктам в нарушениях патента в связи с моей разработкой эксктрактора.
ИИ, адвокаты и судьи приготовились к долгому разбирательству.
