«Внешняя связь ограничена по медицинским показаниям», — говорит Бейжафлор по общему каналу. Ариэль издает гневный вопль. Медсестра возвращается и вылетает из палаты как ошпаренная, когда Ариэль орет на нее. Марина отворачивается, пряча удовольствие.
— Марина, корасан, ты можешь вызвать мне Лукаса?
— Уже вызвала, сеньора Корта.
— Да я же тебе сказала: Ариэль.
Марину будит крик. Он в коридоре, бежит, пока Хетти все еще информирует ее о тревоге в палате Ариэль Корты. Ариэль переместили из ОИТ в отдельную комнату на уровень выше, там, где раньше размещалось семейство Корта. Движущая сила заносит Марину в палату, и там она врезается в стену возле койки. Медицинские боты высовываются из люков в стене, чтобы изучить ее. Поверхностные ссадины, серьезного ущерба нет.
— С вами что-то случилось?
— Ничего.
— Я услышала… Хетти подняла меня по тревоге.
— Ничего!
Койка снова приводит Ариэль Корту в сидячее положение. Хетти передает диагностические данные, но Марина и так видит страх в широко распахнутых глазах Ариэль, слышит ее сдавленное дыхание и подмечает губы, возмущенно искривленные от того, что ее застигли в таком неподобающем виде.
— Я не уйду.
— Ничего. Нет. Я его увидела.
— Барозу… — начинает Марина. Ариэль вскидывает руку.
— Не произноси вслух. — Она сердито вздыхает, сжимая кулаки. — Я все время его вижу. Каждый раз, стоит чему-нибудь шевельнуться; боты, кто-то в коридоре, ты; и он тут как тут.
— Нужно время. У вас была травма — серьезная травма, вы должны исцелить свою память…
— Вот только не надо мне этого терапевтического трепа и прочего исцеляющего дерьма.
Марина прикусывает язык. Она выросла на разговорах о хорошем самочувствии, о балансе, равновесии и перерождении. Кристаллы вращались, чакры светились. Обиды хромали, травмы получали раны, оскорбления — увечья. До нее вдруг доходит, что она никогда не задумывалась о принципах и идеях в основе всего этого. Дело-то в аналогиях. Но исцеление, практическое исцеление может касаться только тела, не эмоций. С эмоциями все может произойти по-другому — если вообще ранены эмоции, если «рана» не просто еще одна аналогия для реальности, у которой нет имени и для которой нет слов, помимо переживания эмоции как таковой. А может быть, дело и не в процессе, а во времени и угасании воспоминаний.
— Мне жаль.
— Дерьмо эта ваша самопомощь, — рычит Ариэль. — Что мне нужно: мне нужна возможность снова ходить, а также ссать и срать, не чувствуя что-то теплое в мешке на бедре. Мне нужно выбраться из этой койки. Мне нужен проклятый мартини.
«Ты сердишься», — едва не говорит Марина. Нет.
— Мой брат, Скайлер, служил в армии.
— Правда? — Ариэль приподнимается на локтях. Койка вторит ее движению. История из жизни. Люди, которые делают разные вещи; она такое любит.
— Он работал где-то в Сахеле. В тот период армию бросали в дело по любому поводу, будь то вспышка какой-нибудь заразы, устойчивой ко всем лекарствам, беженцы, голод или засуха.
— Что вы, ребята, вытворяете там внизу — я в этом ничегошеньки не смыслю.
Марина чувствует укол ярости. Да что о себе возомнила эта высокомерная богатая шлюха-адвокатша? Богатая шлюха-адвокатша с Луны. Парализованная после удара ножом. Пусть эмоция угаснет. Успокойся. Исцелись.
— Он занимался информационным сопровождением. Каждому кризису нужно информационное сопровождение. Но он все равно насмотрелся всякого. Дети. Они были хуже всего. Только это он и сказал. Ничего не хотел объяснять. Они на эту тему не говорят. Ему поставили диагноз: жертва ПТСР. Нет, возразил он. Я не жертва. Не делайте из меня жертву. Тогда люди только это и будут видеть. Тогда это станет всем, что я есть.
— Я не жертва, — говорит Ариэль. — Но я хочу прекратить видеть его.
— Я тоже, — отвечает Марина.
— В каком это смысле ты не трахаешься с другими людьми?
Два часа ночи, и Марина, и Ариэль опять страдают бессонницей в палате медцентра. Они поговорили о людях и политике, о праве и амбициях; поделились друг с дружкой историями и байками из жизни, и вот настал черед историй про секс.
