вокруг центральной оси. Его маневровые реактивные двигатели вздымают колонны пыли. Марина разгоняется через эту пыль и тормозит прямо под брюхом корабля. Смотрит вверх. Щиток шлема расцвечивают предупреждающие световые сигналы. Они не приземлятся на сотрудницу «Корта Элиу». Они не раздавят ее, не сожгут прямо на глазах у члена семейства Корта. Они не посмеют. Корабль зависает, потом сопла реактивных двигателей вспыхивают, и транспортник перелетает к новому месту посадки.
— Нет, мать твою, не получится! — Байк Марины опять срывается с места и мчится под садящийся корабль. От тяги ракетных двигателей на нее накатывают волны, угрожая перевернуть. На этот раз они опустились ниже. Камеры на брюхе поворачиваются, чтобы взглянуть на нее. Какие споры идут в рубке корабля? Это Луна. Тут все по-другому. Обо всем можно договориться. У всего есть цена: у пыли, у жизней. У корпоративной войны с семейством Корта. Транспортник висит в воздухе.
— Карлиньос…
Транспортник резко перелетает в сторону. Он не может удаляться слишком далеко от вершины участка, и это нейтрализует его преимущество в скорости. У Марины каждый раз получается его догнать. Но он низко; господи боже, как низко. Слишком низко. Марина с криком пускает байк в занос.
Заднее колесо выходит из строя, байк и ездок падают в пыль, скользят-скользят-скользят. Марина цепляется за пыль, пытаясь погасить скорость. Тяжело дыша, останавливается под посадочной опорой. От реактивной струи ее окутывает слепящая пыль. Посадочная опора неумолимо надвигается — ее раздавят насмерть. Они учли это в своих расчетах.
— Марина! Убирайся оттуда!
Собрав последние силы, Марина выкатывается из-под посадочного устройства. Корабль Воронцовых приземляется. Стойка опоры вместе с амортизаторами оказывается в двух метрах от ее лица.
— У меня получилось, Марина.
Она перекатывается на другой бок и видит Карлиньоса, который присел и протягивает ей руку, чтобы помочь встать. Позади него мигает радиомаяк. Этот мигающий сигнал — жизнь. Этот мигающий сигнал — победа.
— У нас получилось.
Марина с трудом встает. Ее ребра болят, сердце трепыхается, каждая мышца ноет от изнеможения, ее может стошнить в шлем, на щитке с десяток предупреждений мигают, переключаясь с желтого цвета на красный, и от холода она не чувствует пальцев на руках и ногах. Но этот сигнал, эти мигающие огонечки… Она обнимает Карлиньоса одной рукой и ковыляет вместе с ним прочь от корабля. Транспортник выглядит красивым и чуждым, он тут не на своем месте, он как детская игрушка, которую бросили посреди Моря Змеи. Фигуры в ярко освещенной рубке; одна из них поднимает руку, салютуя. Карлиньос отвечает тем же. Потом сопла реактивных двигателей вспыхивают, Марину и Карлиньоса накрывает ослепляющей пылью, и транспортник исчезает. Они одни. Марина, обмякнув, приваливается к Карлиньосу.
— Как скоро тот ровер сюда доберется?
Жоржи устраивает гитару на коленях поудобнее, как привык. Левая ступня на шаг впереди, поза устойчивая.
— Что я должен сыграть, сеньор Корта?
— Ничего.
— Ничего.
— Ничего. Я вызвал тебя под ложным предлогом, Жоржи.
После репетиции с группой уснуть было нелегко, последовательности и аккордовые пассажи мелодичным потоком бежали сквозь его музыкальное воображение; он обдумывал так и этак сложную синкопу с барабанщиком. Жильберту, его фамильяр, прошептал на ухо: «Лукас Корта». Три тридцать четыре. Иисус и Богоматерь. «Ты мне нужен».
— Мне не нужно, чтобы ты пел.
У Жоржи перехватывает дыхание.
— Мне нужно, чтобы ты со мной выпил.
— Я очень устал, сеньор Корта.
— Больше никого нет, Жоржи.
— Ваша око; Лукасинью…
— Больше никого нет.
На балконе ждет мохито, приготовленный по вкусу Жоржи. Личный ром Лукаса. Скоро четыре, но квадра Сан-Себастиан бурлит, повсюду роботы и вахтовики, ремонтники и техники хозяйственных служб. Душно, воздух наэлектризован от взвешенной пыли. Жоржи чувствует ее на языке, в горле. Он бы натянул кочжао, чтобы защитить свой певческий голос, но пылезащитная маска может оскорбить Лукаса.
— Я собираюсь развестись с женой, — говорит Лукас.
Жоржи мучительно подыскивает нужные слова.
