семьи, живущей одним днем в обветшалом доме, а также для друзей и связанных с ними животных, но Эллен-Мэй Кальцаге самозабвенно помогала Марине, хоть и не совсем понимала, что та изучает в университете. «Вычислительная эволюционная биология в архитектуре промышленного контроля» была трескотней на птичьем языке, но все же она наводила на мысли о регулярных зарплатных чеках.
Потом пришел туберкулез. Его принесло с востока, из заболевшего города. Оттуда люди переезжали вот уже много лет, но обитатели дома считали его защищенным от заразы. Болезнь пролетела мимо амулетов, китайских колокольчиков и астральных часовых прямиком в легкое Эллен-Мэй, а оттуда — под оболочку ее мозга. Антибиотики один за другим оказывались бесполезными. Ее спасли фаги, но инфекция отняла ее ноги и двадцать процентов разума. От лечения остался счет на несусветную сумму. Больше денег, чем можно было заработать за целую жизнь. Больше денег, чем принесла бы любая карьера, за исключением черных финансов. Или за исключением той, которую делают на Луне.
Марина и не мечтала отправиться на Луну. Она выросла, зная, что там живут люди и что благодаря им на Земле по-прежнему горит свет. Как всякий ребенок своего поколения, она взяла взаймы телескоп, чтобы похихикать, глядя на Главный Хрен в Море Дождей, но вообще-то Луна была далекой, как параллельная вселенная. Не тем местом, куда можно отправиться. В особенности из Порт-Анджелеса. Пока Марина не выяснила, что не просто может, но должна, что в этом новом мире очень нужны ее навыки и дисциплинированность, что здесь ее радушно примут и заплатят за работу по лунным меркам.
— И одним из этих навыков было умение подавать «Голубую луну», которое ты продемонстрировала на вечеринке в честь лунной гонки Лукасинью? — спросил Карлиньос.
— Они нашли кого-то подешевле.
— Надо было внимательней читать контракт.
— Других предложений не было.
— Это ведь Луна…
— …и всегда можно договориться. Я это знаю. Теперь знаю.
Тогда она ничего не знала, и ею овладел поток впечатлений и ощущений, от которого все органы чувств только и могли, что сигнализировать «странное, новое, страшное». Тренировки прошли впустую. Ничто не могло подготовить ее к тому, каково это на самом деле — выйти из порта космического лифта и оказаться посреди давки, многоцветья, шума и вони Меридиана. Сам разум взбунтовался против такого. «Быстро вставьте эту линзу в правый глаз. Двигайтесь вот так, идите вон туда, не натыкайтесь на людей. Настройте вот этот счет, и этот, и этот, и еще вот этот. Это ваш фамильяр: у вас есть для него имя, оболочка? Вот это прочитали? Итак: подпишите здесь, здесь и вот здесь». А эта женщина что, летает?..
— Сигнал от юго-западной бригады, — прерывает ее Карлиньос. — Маккензи прибыли.
— Насколько мы далеко?
— Дай полный газ.
Марина надеялась, что он это скажет. Она чувствует, как двигатель подрагивает между ее бедер. Пылевой байк отвечает резким увеличением скорости. Марина низко пригибается к сиденью. Это лишнее; на Луне нет сопротивления ветра. Так делают во время езды на байке во весь опор. Она и Карлиньос мчатся бок о бок через Море Змеи.
— Как насчет тебя? — спрашивает Марина.
— Рафа у нас очаровашка, Лукас — интриган, Ариэль — оратор; я боец.
— А что с Вагнером?
— Он волк.
— Я хотела спросить, почему Лукас его не выносит?
— У нас непростая жизнь. Тут все по-другому. — Иными словами, говорит Карлиньос, мы по-прежнему работодатель и наемный работник.
— У меня примерно двенадцать процентов О2, — сообщает Марина.
— Мы на месте, — говорит Карлиньос, тормозит и разворачивает хвост байка, отчего вокруг него вздымается облако пыли, похожее на пончик. Марина описывает петлю побольше и паркуется рядом с ним. Вокруг нее мягко оседает пыль.
— Здесь. — Темное плоское морское дно, невыразительное, как вок[32].
— Северо-восточная вершина четырехугольника в Море Змеи, — говорит Карлиньос. Он отстегивает радиомаяк, прикрепленный к задней части байка.
— Карлиньос, — говорит Марина. — Босс…
Горизонт так близко, а корабль Воронцовых такой быстрый, что он как будто материализуется в небе над нею, словно ангел. Он большой, он занимает половину неба; он уже низко и продолжает спускаться, вспыхивая соплами реактивных двигателей.
Карлиньос матерится по-португальски. Он все еще раскладывает ноги радиомаяка.
— У этих штук встроенная система позиционирования. Стоит ему коснуться поверхности…
— У меня идея.
Плохая, безумная идея, такую оговорку даже в лунный контракт никто не вставит. Марина заводит пылевой байк. Корабль Воронцовых поворачивается
