— Дом, — повторяет Марина, и это не вопрос.
— Лукас — большой меломан. Он как-то попытался объяснить мне, в чем суть — саудади, горечь и сладость, все такое, но я не вник. Я простой. Мне нравится танцевальная музыка. Ритм. Что-то физическое, ощутимое.
— Я люблю танцевать, но не умею, — отвечает Марина.
— Когда вернемся, когда все закончим, отправимся на танцы.
На скорости сто девяносто пять километров в час посреди Моря Змеи сердце Марины чуть не выскакивает из груди.
— Это что, свидание?
— Я приглашаю всю бригаду, — говорит Карлиньос. — Ты еще не знаешь, какие вечеринки закатывают Корта.
— Вообще-то я была на одной — помните, в Боа-Виста? — говорит упавшая духом Марина. Внутри своего пов-скафа она заливается краской.
— То была не вечеринка Корта, — возражает Карлиньос. — Итак, какая же музыка тебе нравится, Марина Кальцаге?
— Я выросла на тихоокеанском северо-западе, так что — сплошные гитары. Я ро?ковая девчонка.
— А-а. Металл. Моя бригада только и слушает, что металл.
— Нет. Рок.
— Есть разница?
— Большая разница. Как и говорит ваш брат, в это надо вникнуть.
Передний радар рисует за горизонтом препятствие. На объезд уйдут драгоценные минуты.
— Ты многое обо мне знаешь, Марина Кальцаге, — мне нравится танцевальная музыка, я приверженец Долгого Бега, я люблю свою мать, но недолюбливаю старших братьев. Я люблю младшего брата, а сестру совсем не понимаю. Ненавижу деловые костюмы и слой камня над головой. Но я по- прежнему ничего не знаю о тебе. Ты любишь рок, ты норте, ты спасла моего брата — и все.
Препятствием оказывается высокий обнажившийся пласт горных пород, застрявший тут с тех времен, когда древние потоки базальта затопили бассейн Моря Змеи. Переход для пологой, эродированной Луны выглядит резким, но Карлиньос без колебаний держит путь прямо на скалы.
— Меня сюда вроде как случайно занесло, — говорит Марина.
— Никто не оказывается на Луне случайно, — возражает Карлиньос, и его байк, ударившись о скалистый выступ, пролетает десять, двадцать метров, прежде чем упасть на поверхность, подняв тучу пыли. Марина едет следом. Она чувствует себя беспомощной, брошенной; ее сердце вот-вот разорвется от паники. Держи руль прямо. Прямо. Когда заднее колесо касается земли, она с трудом удерживает байк в прямом положении, потом опускает второе колесо. Держи курс. Держи курс. Она возбужденно ахает.
— Ну? — спрашивает Карлиньос по частному каналу.
— Моя мама заболела. Туберкулезный менингит.
Карлиньос шепчет на португальском, обращаясь к Сан-Жоржи.
— Потеряла правую ногу от колена, левую парализовало. Она живая, она разговаривает и вроде как выздоровела, но это не она. Не моя мама, которую я помню. Только кусочки, которые смогли спасти в больнице.
— И ты работаешь на больницу.
— Я работаю на «Корта Элиу». И на мою маму.
Теперь они остаются вдвоем. Следом за Карлиньосом она съезжает со скал, и перед ними раскидывается широкое Море Змеи.
— Я родилась и выросла в Порт-Анджелесе, штат Вашингтон, — говорит Марина, потому что они только вдвоем, одни посреди равнины, которая, куда ни кинь взгляд, закругляется в сторону от них; она рассказывает о том, как росла в доме на краю леса, где было много птичьего пения, и звенели китайские колокольчики, и трепетали на ветру флаги и ветровые конусы. Мама: практик рейки[31] и ангельская целительница, гадалка по картам и мастер фэн-шуй, наперсница для кошек, выгуливательница собак и тренер лошадей: полный набор профессий, составляющих сферу обслуживания в конце двадцать первого века. Отец: стойко дарил подарки на дни рождения, праздники и по случаю вручения дипломов. Сестра Кесси, брат Скайлер. Собаки, туманы, лесовозы; гул двигателей больших кораблей, доносящийся со стороны канала, процессия автофургонов, мотоциклов и трейлеров, тянущаяся к горам и воде; деньги, которые всегда появлялись, когда на переднем дворе шуршало шинами отчаяние. Осознание того, что весь этот танец происходит в шаге от коллапса, спасением от которого всякий раз становился очередной зарплатный чек.
— У меня была такая фантазия про корабли, — говорит Марина и понимает, что Карлиньос вряд ли представляет себе гигантские контейнеровозы, идущие по проливу Хуан-де-Фука. — Когда я была совсем маленькой, я воображала, будто у них есть громадные ноги, как у пауков, десятки ног, и они на самом деле ходят по морскому дну.
Так растут инженеры: сначала ходячие корабли, а потом любимая забава, развивающая игра для девочек, в которой миссия заключалась в том, чтобы спасать попавших в опасную ситуацию животных с помощью веревок и шкивов, подъемников и прочих механизмов.
— Мне нравилось строить по-настоящему сложные, впечатляющие конструкции, — говорит Марина. — Я их записывала и выкладывала в сеть.
Ее мать удивлялась и восхищалась тем, что у старшей дочери открылся талант к решению задач и инженерии. Это была чужеродная философия для
