– Чтобы продолжить разговор.
– Это опасно! Никто не должен знать.
– Все уже знают. Я показал пленку самым авторитетным амирам долины.
– О Аллах! – затрясся алим.
На самом деле амир Ислам сказал это не случайно – он предполагал, что у алима может хватить ума заказать его, думая, что тем самым он навсегда похоронит компрометирующую его пленку. После этого разговора станет понятно, что заказывать – бессмысленно.
– Перестаньте, – сказал амир Ислам, – я сказал, хватит!
…
– Я держу ситуацию под контролем. Все они будут молчать, никто не проговорится. Эта запись никогда не увидит света. Они так же заинтересованы в вас, как и вы – в нашем молчании. Они даже договорились, что будут платить немного больше закята, чтобы вы и ваша работа хорошо выглядели в Багдаде.
Алим взглянул на него, в глазах было непонимание.
– В этой ситуации мы – две стороны одной медали. Теперь, когда вы будете делать то, что мы скажем, мы также заинтересованы в том, чтобы на посту алима велайята были вы и никто другой. Поэтому мы каждый год будем ненамного увеличивать закят. Ненамного, но будем. Вам не придется никого заставлять – мы сами будем это делать. Вы должны хорошо выглядеть в Багдаде, ведь теперь вы – наш человек.
Амир Ислам на самом деле лгал. Амиры от своей природной жадности, тупости и неумения видеть отдаленные последствия не только не согласились давать больше закята, но и уполномочили его переговорить с алимом, чтобы платить меньше. Каждый как будто от себя кусок мяса отрезал, Аллах свидетель. Амир Ислам отдаленные последствия видеть умел. Когда он следующий раз встретится с амирами, он скажем им, что договорился об уменьшении закята, но только им, а не всем остальным. Тем самым он покажет себя опытным переговорщиком и покажет, что решение назначить его ответственным за контроль алима со стороны Шуры амиров было верным решением. Кроме того, наиболее авторитетные амиры теперь будут заинтересованы и в нем, так как он снизил им закят, и в том, чтобы беречь эту историю в тайне от остальных членов Шуры амиров. Они были менее авторитетными, но в целом их было больше и у них было больше людей, и если всплывет, что некоторые амиры втайне от всех остальных договорились с алимом и снизили закят, но только для себя, а не для всех, начнется усобица, скорее всего с большой кровью. Тем амирам, которые знают тайну, это ни к чему, поэтому они будут молчать в тряпочку, а при необходимости встанут на защиту и самих себя, и амира Ислама, так как теперь у них общее дело и общий интерес. А общий интерес сплачивает как ничто другое в мире.
Правда, теперь ему придется из своих денег платить повышенный закят не только за себя, но и часть закята за остальных. Но денег у него достаточно, а политические дивиденды на этом он получает огромные. Они стоят тех денег, которые придется выложить – тем более что это только первый этап его далеко идущего плана…
– Они будут молчать, эфенди…
Алим неуверенно кивнул.
– Теперь поговорим о другом. Вы помните мой вопрос – хотите ли вы стать главным?
…
– Не слышу.
– Да, помню.
– Вот об этом я и хочу поговорить…
Алим провел рукой по бороде.
– О чем это вы?
– О том, что власть надо в корне менять.
…
– Посмотрите что происходит. В области больше пятидесяти амиров, самых разных. У всех свои вооруженные люди, которые подчиняются только своему амиру и никому больше. Вы когда-нибудь были на нашей Шуре…
…
– Конечно же нет. А вот я бывал. Потом прекратил – это бессмысленно. Собирается пятьдесят человек, и у каждого – свое. Одному обиженному Аллахом достаточно сказать «нет», и все остальные вынуждены его уговаривать. Или угрожать ему, но это почти одно и то же. Тратится зря время, ни одно решение нельзя принять. Пустуют земли, но все они кому-то принадлежат, и купить их нельзя. Люди на грани, еще немного – и они забудут страх перед Всевышним и пойдут громить, что бы вы им ни сказали. Польется кровь.
Алим слушал, выпучив глаза. Он никак не думал, что у одного из амиров, причем такого авторитетного, такие мысли о происходящем. Он полагал, что все амиры, какими бы ни были их отношения друг с другом, едины в интересе сохранить свои права и привилегии.
– Я сам об этом много думал.
