был уже завершить подпланы HUMINT, то есть вербовку сети информаторов, помощников, составление досье и формализованных дел на цели, IMINT – аэросъемку и картографирование местности с выявлением, опознанием и нанесением на карты целей и ELINT[72] – налаживание электронной разведки, выяснение, у кого какой номер телефона и подключение к ним. Короче говоря, пока «экономика» делает свою работу, я делаю свою. Готовлю людей, знающих местность, имеющих контакты внизу, готовых действовать мелкими группами. По сигналу вперед – выходим. Операция виделась примерно как малоизвестное, почти забытое освобождение Афганистана от талибов в октябре – декабре 2001 года. Тогда небольшие группы американских спецназовцев на обычных «Тойотах», имея самым опасным вооружением рацию боевого контролера ВВС, с помощью которой можно вызвать авиаподдержку, при поддержке боевых отрядов Северного альянса прошли через Афганистан, как нож сквозь масло. Талибы погибали и сдавались в плен тысячами, оставляли город за городом. Все дерьмо началось потом.
Хороший план. Продуманный и в то же время наглый. Учитывающий местные особенности. Это только снаружи исламская умма выглядит как фанатичный монолит, каждый член которого так и норовит запустить в тебя ракету РПГ или броситься в толпу с поясом шахида. На самом деле это не так. Фанатиков немного, и все они не просто так дошли до фанатизма. Гораздо больше просто людей, живущих очень бедно. Они поддерживают фанатиков и дают кров боевикам по трем причинам. Первая – они свои, в то время как те, кто приходит и учит конституционной демократии, соблюдению прав меньшинств и гигиене полости рта, – всегда чужие. Вторая – у боевиков всегда есть деньги, а в отдаленных районах боевики часто являются единственным источником денег. До Третьей мировой ни один джихад не проходил без большого количества денег. И третье. Если не давать приют боевикам, не отдавать им своих сыновей, одной прекрасной ночью тебя просто зарежут. В глухих местах нет никакой власти, кроме власти людей с автоматами. И можно сколько угодно проводить выборы, после дня обязательно наступит ночь, а в каждом поселке гарнизон солдат не поставишь.
Сейчас выпадают две причины из трех. Первая – боевики не всегда свои, гораздо чаще они чужие, переселившиеся с Востока, с Афганистана, с Пакистана, точнее, той части, которая не попала под удар, с Урумчи, сбежавшие от китайцев. Вторая – больше нет денег. Боевики больше не дают деньги, они деньги берут. А это всегда неприятно.
Сможем ли мы реализовать то, что задумано на практике? Отвечу так: то, что задумано, с вероятностью девяносто девять процентов, что нет. Обычно никакой план не выдерживает лобового столкновения с реальностью. Но что-то я сделать сумею. Потому что, если начинать делать, что-то обязательно да получится.
А делать что-то надо.
Ф-у-у-у…
Если честно, устал как собака, только поэтому так долго не писал. Дни спрессовались в безумном калейдоскопе, перемешались со странами, с людьми, с техникой. Удерживать все на прицеле просто не хватает памяти. Начинаешь понимать… вот все ведь, наверное, завидуют командованию – мол, им-то что, закрыл рот – рабочее место убрано. А вот когда сами начинаете организовывать… вы попробуйте, попробуйте. И это, кстати, полная фигня, что если умеешь организовать семь человек, то организуешь и семьдесят семь. Потому что организовывать лично – это одно. А организовывать организаторов, у каждого из которых свои понты и свои тараканы в голове и каждый мнит себя стратегом, – задача иного уровня. А если стоит задача организовать не семь человек и не семьдесят семь, а семь тысяч, – задача совсем иного плана. Хорошо еще, мне повезло работать на гораздо более развитом западном рынке служб безопасности, я знал, что и как делается, и понимал главное: в одиночку кусок не съесть. Поделись – и поделятся с тобой. Не говоря уж о том, что, делясь с ближним своим, ты зарабатываешь себе определенную репутацию.
Может, даже в глазах Господа, если он еще не забыл про нас.
Первая проблема встала в аэропорту. Я машинально начал думать, стоит ли тратить деньги на чартер в центр, и потратил на это минут пять, прежде чем осознал, что собираюсь договариваться о размещении контракта начальной стоимостью минимум тридцать миллионов рублей. И в то же время думаю, стоит или нет потратить тридцать рублей на чартер или толкаться в экспрессе. Ощущение было… несколько непривычное, как будто я трачу деньги так, как тратить их не должен. Еще с давних, очень давних времен я не умею тратить деньги на себя. На вещи умею, а просто на себя – нет. Душа протестует.
Уговорил себя, что это тоже вложение. Теперь мое время стоит денег.
Аэровагон подошел вовремя. Черт… каждый раз, когда эта штука, больше похожая на гибрид автобуса и вентилятора, взлетает, мне кажется, что мы вот-вот грохнемся. Наверное, так чувствовали себя воздушные путешественники в тридцатых.
Шереметьево давно было уже Москвой, едва взлетели, пошли над застройкой. Уродливые многоэтажки, в которых живут только те, у кого нет возможности жить где-то еще, бесконечная толчея машин и решетки, решетки, решетки. Решетки заборов, которые сейчас везде и всюду, решетки площадок, на которые садятся коптеры-доставщики, решетки, скрывающие кондиционеры, – еще сопрут, решетки на окнах. Решетки, решетки, решетки.
Это он. Тот мир, за который мы деремся. Тот мир, который мы защищаем. Какой бы он ни был…
Прошли над новым Казанским[74], прошли линию небоскребов на МКАД, прошли бесконечные коробки складов,
