отделались».
Вскоре он совсем отключился от окружавшей его реальности и пришел в себя только тогда, когда его усилиями Нанзиэта и Вагарда бережно вытащили из седла, усадили возле разлапистого дерева, очень похожего на земную ель, и вручили кружку горячего цикра.
Седалище, ноги, в частности внутренние стороны бедер, болели нещадно. Казалось, что кожа в этих местах содрана начисто, до мяса. Но вскоре он буквально ощутил, как там увеличивается кровоток и волнами проходит теплая живительная энергия. А еще через десяток секунд те места, что недавно болели, вдруг захотелось расчесать, причем до крови. А Матвей знал, что так происходит только при заживлении.
«Дружище, твоя работа? – спросил он сам у себя и моментально понял, что так оно и есть. – Спасибо».
Вот теперь, когда его больше не отвлекали ни боль, ни чесотка, можно было и оглядеться немного. Выбрать направление, прикинуть возможности для ретирады, просто оценить обстановку. А посмотреть было на что.
Несмотря на сборную солянку отряда, он действовал как единый организм. К тому времени, когда Матвей смог снова нормально воспринимать реальность, кони были уже стреножены и спокойно паслись, щипая сочную траву. В нескольких местах полыхали костерки, а над ними висели медные котлы, в которых булькала наваристая мясная похлебка. Причем пища на костре, как он понял, была лишь дань традициям. Судя по тому, как скоро он получил в свои руки горячую кружку цикра, маги могли сотворить ту же похлебку за несколько минут. Да и что там готовить: высыпал в котел сухую смесь, чем-то похожую на супы в пакетиках, довел до кипения – и добро пожаловать к столу. Уж для тех, кто обладает даром в магии огня, это не должно было вызвать какого-либо затруднения. По крайней мере так думал Матвей. И он в своих размышлениях был не далек от истины.
Вскоре над опушкой леса поплыли умопомрачительные запахи, а еще через минут двадцать по плошкам застучали разнокалиберные ложки. И как полагается в любом воинском отряде, ужин сопровождался обычной болтовней, шутками и смехом. А когда перешли к цикру, народ уже занимался кто чем.
– Рашмятьшсся не шелаешшь? – отвлек Матвея от размышлений низкий шипящий голос.
Мобилизовавшись и постаравшись сделать морду лица попроще, он поднял взгляд от своей кружки и так и замер: с открытым ртом и раскрытыми во всю возможную ширь глазами. Взгляни он на себя со стороны – сразу бы понял, что можно не стараться специально притворятся умалишенным. Вид у него был действительно придурковатый. И было от чего. На парня смотрела самая настоящая ящерица, ну или крокодил, вставший на задние лапы: с вытянутой чешуйчатой мордой, с пастью, усеянной мелкими, но очень острыми зубками, с желтыми глазами и вертикальными зрачками, с лапами или руками, вооруженными длинными когтями. Ну, и был еще хвост, с нанизанными на него кольцами и увенчанный шипастым шаром булавы.
– Гресс С’этери, – в мгновение ока между Матвеем и ящером оказалась Хэльда. Причем ее вид был далек от доброжелательного. – Наш муж не будет разминаться с тобой. Найди себе другого разумного, чтобы задирать его.
– Гресса Хаэрс, – кивнул тот девушке, и парню послышались в его интонациях насмешка. – У васшего мушжа нет ясыка? Или флассть у Хаэрссов оконшательно пересшла к дефкам?
К тому времени, пока ящер с расстановкой произносил свою речь, рядом с беркатой уже стояла и Альтива, положив на рукояти коротких и тонких изогнутых сабель, что висели у нее на поясе, свои небольшие, но довольно сильные ладошки. А у нее за спиной нарисовался Нанзиэт. И по его виду тоже было понятно, что он совсем не рад этой образине.
– Силь’вэт’Триас Сис’эриан, я предлагаю тебе со мной размяться, – с ухмылкой подошел к девушкам Вагард. – Я с удовольствием разгоню кровь после седла.
– Фагард Томкару, – ухмыльнулся ящер. – Мосшет меня и сшитают недалеким садирой, но я не дурак, чтобы сшвясыватьшся с Грандом Боя. Вот сштану хотя бы Докой, тогда и подумаю над твоим предложшением. Сшесть имею, грессы, – кивнул он и пошел в сторону своего отряда.
– Честь он имеет, – сплюнула Хэльда. – Если бы она была у него, он бы не подошел к нашему мужу. Спасибо, Ваг, что вмешался.
– Не за что, Хэль, – улыбнулся тот. – На самом деле он неплохой парень, вот только задиристый уж очень.
«Ну, морда крокодилья, – очнулся парень. – Я тебе этого точно не забуду никогда. Если наши дорожки пересекутся, я обязательно посмотрю, на самом деле ты настолько крут или только к слабоумным любишь приставать. Мало того, что напугал до усрачки, так еще и насмехается, скотина холоднокровная. А вот заступничество жен и Нанзиэта было приятным, черт побери. Нда, этот мир мне начинает нравиться все больше и больше. Здесь уж точно бы не сдали мужа-дебила в желтый дом, прикарманив его денежки. Вон как встрепенулись, хоть у меня всех сбережений как в той поговорке «хрен да душа». Не в обиду латышам, конечно».
– Значит, все же Скамма, – возвращаясь на свое место, задумчиво проговорил харизматичный беркат.
«Они что тут обсуждали подробности нашей свадьбы? – чертыхнулся Матвей. – Диверсант хренов. У него под носом ведут разговоры о нем, а он увлекся увлекательным зрелищем приготовления похлебки. А ты что на меня опять смотришь, как прокурор на рецидивиста?»
Парень рассеянным взглядом прошелся по Белоснежке.
– Он самый, Ваг, – грустно ответила Хэльда, пристроившись с правой стороны Матвея. С левой подсела Альтива.
– Ваш муж не всегда был умственно отсталым, – неожиданно произнесла сестра Вагарда.
– Ты тоже так думаешь? – вскинулась его жена, которая эльфийка.
