Мужчина с пистолетом уставился на своего напарника во все глаза.
— Она что, не только вскружила тебе голову, да?
— Она будет мне очень благодарна, если я что-нибудь обнаружу, — улыбнулся он. — По крайней мере, я знаю, как она умеет благодарить.
Мужчина с пистолетом хмыкнул и посмотрел, как его напарник снова присел перед креслом. Лампа прекрасно видела, как тот обеими руками рванул кожу, чтобы расширить разрез.
Как только он принялся за дело, по креслу пробежала дрожь.
— Ты это видел? — спросил мужчина с пистолетом.
— Да-да! — злобно ухмыльнулся второй. — Давай посмотрим, что там внутри.
Лампа со стороны видела не очень-то много, лишь то, что шпага больше не лежала на полу кабины.
— Убери руки! — проворчало кресло.
Кавалер вздрогнул. Его пальцы по-прежнему были глубоко в разрезе.
— Я пойду и скажу ей… — начал мужчина с пистолетом.
В следующий момент его пистолет с грохотом упал на пол. Мужчина удивлённо поглядел вниз — из его груди торчало лезвие шпаги.
Напарник испуганно уставился на него.
— Что…
Лезвие беззвучно выскользнуло из тела кавалера, который ошарашенно осматривал свою рану и вдруг потерял равновесие. Он упал на своего напарника. Тот с криком вытащил руки из подушки кресла и хотел развернуться, но умирающий придавил его своим весом.
Шпага снова двинулась вперёд. На этот раз она проткнула горло второго кавалера. С хрипом он рухнул рядом со своим товарищем, его голова упала на подушку сиденья и обагрила её кровью.
Перед дверью лифта выросла массивная фигура, огромная, широкоплечая, вся в чёрном — в кожаных сапогах и униформе. Лампа отклонилась назад, чтобы увидеть лицо.
На лице Сандерленда не было никаких эмоций. Когда он атаковал в третий раз, оно оставалось таким же непроницаемым, как и всегда. На этот раз шпага прошла через оба тела и пригвоздила их друг к другу.
Водитель разжал руку. Кавалеры больше не двигались. Он попал точно: одному — в сердце, другому — в трахею, поэтому они не могли даже застонать.
Лампа откашлялась.
— Прошу прощения, — пробормотала она. — Мы бы хотели выйти.
Сандерленд подхватил умирающих кавалеров и, оттащив их в сторону, со стоном прижал руку к животу. Только теперь лампа увидела, что Сандерленд ранен. Скорее всего, это случилось во время предыдущего боя, где-то в коридоре.
Водитель упал на кресло, положив руки на подлокотники, глубоко вздохнул и молча уставился на дверь.
Глава СЕДЬМАЯ
Дорогой Северин!
Я хотела написать тебе ещё до того, как всё пошло наперекосяк но…
Фурия задумалась, и с кончика пера стеклянной ручки на бумагу шлёпнулась клякса, похожая на раздавленного осьминога.
Выражение «пойти наперекосяк» наверняка не входило в лексикон 1804 года, его уж точно не было в словарном запасе семнадцатилетнего юноши. Она зачеркнула написанное и перевернула лист. Здесь Северин оставил ещё три записи, одну за другой.
Что случилось?
Под ней:
Фурия, я волнуюсь. Скажи, пожалуйста, что с тобой происходит.
