перевалов.
Вместе с этими грузами на транспортах прибыло и подкрепление для Персидского корпуса, в том числе и лучшая половина лейб-гвардии Кавказского эскадрона Собственного Его Императорского Величества конвоя под командованием молодого 37-летнего полковника русской армии Магомед-Шефи Шамиля.
Полковник Шамиль был четвертым сыном знаменитого имама Шамиля, долгие четверть века воевавшего против России на Кавказе. Но, теперь все это осталось в прошлом, хотя, несомненно, еще были в Лондоне, Париже, Вене и Берлине люди, желающие раздуть тлеющие угли былой вражды между русскими и горцами. Но, кто предупрежден, тот вооружен.
Молодой русский император планировал для полковника Шамиля совсем иную карьеру, чем та, что была у него в нашем прошлом. Но, сперва, Магомед-Шефи должен был обрести хотя бы немного воинской славы и понюхать пороху, чему и должно было послужить его участие в персидском походе вместе с молодыми представителями знатнейших горских родов. Мир на Кавказе должен стать вечным, а всю свою воинственность и энергию юноши Кавказа в дальнейшем должны были употреблять только на благо Российской империи.
Белый песок, пальмы, синее море… Как сказал мой новый друг майор Серхио Элефанте – этот пляж является мечтой любого европейского туриста. Почему-то он сравнивает вид этого пляжа с рекламой рома «Баккарди», хотя я так и не понял, какая тут связь с одной из многочисленных компаний, производящих сейчас в Сантьяго наш знаменитый кубинский ром.
Но сейчас мне было не до местных красот. И не только потому, что я здесь собственно и вырос, а еще и потому, что в данный момент я лежал абсолютно без сил, распластавшись на этом самом белом песке, как выброшенная на берег большая рыба. Рядом со мной точно так же разлеглись еще несколько американцев с юга. Там были Арнольдус Вандерхорст, Генри и Билли Гордин Янги и другие, так непохожие на этих задавак янки, славные парни, с которыми я уже успел сдружиться.
Мы лежали и отдыхали после того, что наши учителя югороссы называют первой тренировкой, за время которой мы все пробежали не менее трех миль по песку пляжа. Впрочем, пятый круг осилил только я – другие сломались кто после двух, кто после трех. И только Арнольдус Вандерхорст пробежал четыре.
– В тебе виден настоящий кубинец, Мануэль, – сказал мне мой друг Серхио, – вы все такие же жилистые, невзрачные, но когда надо – способные выстоять против всего мира. Гордись своей Родиной, сынок, кубинец – это звучит гордо.
Сам же сеньор майор Элефанте, как будто он вовсе не бежал вместе с нами по песку, сразу же после тренировки разделся и быстро-быстро поплыл далеко-далеко в море, как настоящий дельфин.
Пока мы тренировались, как говорил майор Элефанте, в малом составе. Но уже завтра к нам должны были прибыть первые добровольцы из страны гринго – дикси и ирландцы. Мой друг Серхио объяснил мне, что есть янки-северяне – настоящие мужеложцы, как эта свинья Паттерсон, и есть дикси-южане, вполне порядочные люди, которые не хотели жить со свиньями-янки в одной стране, из-за чего там и случилась Гражданская война. Янки победили и теперь угнетают всех подряд. Так что янки и дикси – это совершенно разные народы, пусть и говорящие на одном языке. Ну, примерно так же, как мы, кубинцы и, например, пуэрториканцы.
Еще при переходе в Гуантанамо сеньор майор спросил Генри и Билли, не слышали ли он что-нибудь о моем отце.
Билли сказал:
– Кое-что слышал, сэр. Этот Паттерсон сначала торговал сахарным тростником с Кубой, потом он узнал, что на Гаити, у этих проклятых негров, сахарный тростник стоит на четверть дешевле, поскольку с ними почти никто из нас не торговал. И тогда он сделал последний заказ на Кубе, ничего за него не заплатив.
Мы слышали, что когда потом мистер де Сеспедо приехал в Чарльстон, Паттерсон потребовал, чтобы его арестовали за мошенничество и шантаж. Поскольку мистер де Сеспедо там был всем чужой, судья был «саквояжником», присяжные – наполовину «саквояжниками», наполовину неграми, то результат процесса оказался предрешен. Суд приговорил твоего отца к пяти годам тюрьмы, хотя доказательств никаких не было, только слова Паттерсона. А доказательства обратного – все накладные, которые привез с собой твой отец, судья объявил подлогом.
Генри Гордин Янг добавил:
– Все понимали, что это – чистейшей воды спектакль, но никто не хотел с этим связываться. Мистер Паттерсон – большой ублюдок и весьма опасный человек, тем более что теперь он сенатор в Вашингтоне.
– И сенаторы тоже смертны, – хмуро сказал майор Элефанте, с хрустом разминая пальцы, – даже если они и сидят в Вашингтоне.
– Так, значит, мой отец жив? – спросил я, внутренне содрогаясь от этого хруста пальцев. Говорят, своими руками сеньор майор способен запросто разорвать на куски человека, и при этом даже не вспотеть. Я добрый католик и искренний христианин, но такая мразь, как Паттерсон, заслужила нечто большее, чем легкая смерть от руки моего друга Серхио.
– Вроде твой отец жив, – задумчиво сказал Генри. – Сейчас он сидит в Чарльстонской тюрьме. Незавидные там условия, так мне, во всяком случае, рассказывали…
