если женщина захочет сладкого, то она всегда найдет себе и время и место. Да, именно так. А при этом кабальеро никогда не отказывают дамам в исполнении их желаний.
А вот вчера в бухту Гуантанамо зашел огромный белый грузовой корабль из Югороссии с загадочным названием «Колхида» и привез деревянные домики, оборудование и пятьдесят человек инструкторов. Весь день мы разгружали грузы, предназначенные для нашего «яхт-клуба», и порядком устали. Но вчера вечером Серхио объявил, что сегодня на рассвете – первая тренировка для тех немногих «курсантов», кто уже здесь находится. Я долго умолял его допустить и меня к тренировкам. В конце концов, он махнул рукой: мол, ладно, только отвяжись.
– Сам напросился, – сказал он с кривой усмешкой, – будешь теперь у нас «сыном полка».
…Я услышал шум со стороны моря, с трудом поднялся и посмотрел в сторону прибоя. Я увидел, как мой друг Серхио выходит из воды. Он быстро оделся, и вдруг как гаркнет:
– Подъем, салаги! Привал окончен! Вперед, и только вперед!
Великая княгиня Мария Александровна подошла к дверям царского кабинета и прислушалась. Внутри было тихо. Александр III не проводил совещания с министрами за новомодным Т-образным столом и не распекал кого-то у нерадивых чиновников. Бывало, что после разноса у императора иной с легкостью менял свою должность в Санкт-Петербурге на другую, рангом пониже, в Нерчинске или Якутске. К Сибири и Дальнему Востоку в последнее время проявлялось особое внимание, а кадров не хватало. Но сейчас внутри было тихо. Из-за плотной дубовой двери не доносилось ни звука.
Вздохнув, великая княгиня постучала и, потянув на себя тяжелую створку двери, шурша шелком юбок, вошла в кабинет. Император работал, просматривая большую толстую книгу и время от времени делая пометку в большой тетради. Пройдет время, часть из этих пометок превратится в указы и законы. Часть разойдется из этого кабинета устными поручениями, заставляющими вертеться шестеренки государственного механизма Великой империи.
Особое очарование этой картине придавали шуршание страниц и шум идущего за окном медленного и нудного осеннего дождя. Такой затяжной дождь в Северной Пальмире, раз начавшись, может идти и день, и два, и три. Такое вот любимое греческим богом Нотом место – устье Невы.
– Добрый день, Саша, – сказала Мария Александровна, – у меня к тебе очень важный разговор.
Император отложил в сторону перо и провел руками по лицу, снимая накопившуюся усталость.
– Да, Мари, – сказал он и тяжело вздохнул, – я тебя внимательно слушаю. И закрой, пожалуйста, дверь, ни к чему, чтобы кто-то слушал наш, как ты говоришь, важный разговор.
– Хорошо, Саша. – Великая княгиня сделала то, о чем попросил ее брат, потом, сделав рукой приглашающий жест, шурша шелком платья, подошла к окну. Заинтересованный император последовал за ней. Там, внизу, по покрытой кирпичной крошкой дорожке Энн Дуглас медленно катила плетенную из ивы коляску с посапывающей в ней Викторией-Мелитой. А идущий рядом штабс-капитан Бесоев галантно держал над ними большой черный зонт.
– Ну-с, Мари? – вопросительно хмыкнул император. – Ты хотела показать мне, как штабс-капитан моей особой гвардии прогуливается с твоей служанкой?
– Не только это, – ответила Мария Александровна. – Как ты полагаешь, Саша, что будет после того, как эти двое поженятся?
– Как что? – удивился император. – Все, что происходит в таких случаях. Энн Дуглас превратится в Анну Бесоеву, супругу штабс-капитана, и нарожает ему кучу маленьких детишек. Впрочем, штабс-капитаном ему осталось ходить недолго. Как только придет время разворачивать роту в батальон, я тут же поздравлю его капитаном. Минимум до полковника этот молодец дорастет – или я ничего не понимаю в людях.
– Хорошо, Саша, – сказала Мария Александровна, отвернувшись от окна, – тогда скажи мне, ты понимаешь, что, в отличие от нашего с тобой потомства, это будут здоровые, крепкие, умные, уверенные в себе ребятишки, которые потом будут гордиться родители. Ты ведь же уже знаешь о судьбе своих детей. Я просто не поверю тебе, чтобы ты, как настоящий отец, об этом уже не полюбопытствовал.
– Знаю, – хмуро сказал император, возвращаясь к своему столу, – адмирал Ларионов мне обо всем рассказал. Думаю, что ты права, гордиться тут особо нечем. Понимаешь, Мари, я теперь ума не приложу, как все это исправить, не сделав при этом еще хуже. Кое-какие мысли уже есть, но к делу надо подходить с осторожностью, дабы случайно не порушить государственных основ.
– Саша, – сказала Мария Александровна, присаживаясь на краешек кресла, – я тоже не могу сказать, что меня полностью устраивает судьба моих детей. Точнее, совсем не устраивает. Их судьба – это сплошной ужас, помноженный на кошмар. В отличие от тебя, я твердо намерена исправить эту ужасную ситуацию. Но, как и ты, тоже не знаю как именно?
– Думаю, – сказал император, – что в первую очередь надо сделать все, чтобы Ники не смог встретиться с Алисой Гессенской. Может быть, с другой женой, умной, доброй и без этого ужасного наследственного заболевания, все в его жизни будет по-другому.
– Саша, – тяжело вздохнула Мария Александровна. – Ну, допустим, не будет Алисы Гессенской. Зато будет вместо нее какая-нибудь Матильда Мекленбургская, практически ничем не отличающаяся от Алисы. Кроме того, ты же теперь глава семьи, и тебе не стоит давать разрешение на брак нашего братца Сержа со старшей сестрой Алисы, Елизаветой Гессенской. Хотя, Саша, и это тоже, возможно, уже ничего не изменит. В Европе полно принцесс на выданье, и любая из них может оказаться хуже сестер из Гессена.
