А вдруг граф просто забыл отдать соответствующий приказ?
– Крючок! Ах, Крючок! – Вит, в свою очередь, не предполагал, что способен так обрадоваться бывшему спутнику Матильды. Беньямин напоминал ему о девушке, притупляя тоску. И хвастаться старому знакомому было много увлекательней, чем просиживать задницу в одиночестве.
Первый кубок Крючок выпил залпом. Для храбрости.
Второй – тоже залпом. И третий.
На четвертом страх утонул, а способность рассуждать сделалась стеклянной. В смысле острой и прозрачной. Напротив, кичась, одетая в блеск и сверканье, сидела удача. Мальчишка и впрямь – сказочный принц. Любимчик фортуны. Отчего же Беньямину Хуксу и не уцепиться за хвост лошади, везущей принца наверх?
– …Мамка! Баронесса! Ты понял, дурила: баронесса ле Шэн!
Четвертый кубок. Пятый. Вит не пил, пьяный разговором, и приходилось наливать самому.
Ничего. Мы не гордые.
– Сбежала мамка! Замок горит, а она сбежала! Она у меня молодцом!
Шестой кубок. Чертики пляшут на затылке: кивай, Бенчик! кивай! Пусть бахвалится, везунчик! А ты кивай, восторгайся и мотай на ус. Мамаша у парня, конечно, такая же баронесса, как Большой Втык – мавританский султан. Небось шлюха. Шляпница, «Железная кобыла». Раз сумела забрюхатеть от графа. Бездетному же графу наш Бацарь – пропуск к трону. Только мамаша здесь совсем некстати. Будь Крючок на месте Жерара-Хагена, тайком велел бы удавить «баронессу». Чтоб концы в воду. Чтоб навеки и неопровержимо: да, Агнесса ле Шэн. Чудом спасшаяся раньше. Скончавшаяся от удара вчера.
И тогда копай не копай…
Две клешни нежно взяли Беньямина Хукса за горло. Сжали, царапая кадык. Недопроглоченное вино забулькало в глотке, уши заложило, и издалека, вкрадчиво, донесся вопрос:
– Что ты сказал, гад? Мамку? Мою мамку родненькую?..
Крючок и раньше знал, что спьяну иногда начинаешь думать вслух.
Вот, узнал наверняка.
Читай отходную по новой.
– Мою мамку? Удавить?!
– Что здесь происходит?
Клешни ослабили хватку. Исчезли. Кашляя и больше всего на свете боясь, что его сейчас стошнит, Крючок упал вперед, на колени. Это оказалось кстати: едва зрение вновь вернулось к хитроумному Беньямину, он обнаружил перед собой двоих.
Первого он знал: граф цу Рейвиш собственной персоной.
Второго он тоже знал.
– Беньямин Хукс по прозвищу Крючок? – прошелестел гадючий шепот Ловчего.
– В-в-ва… в-ваша светлость! Я ни словом!.. ни словечком! Как рыба!.. в-ва… ш-ша…
Жерар-Хаген глядел поверх головы слизняка. На сына. Мальчик увидел знакомого и решил похвастаться. Вполне понятное и оправданное желание в его возрасте. При его воспитании. Не стоит сердиться. Из этого поступка следует извлечь выгоду. Будет гораздо лучше, если слух о происхождении Витольда сперва распространится внизу, среди черни, обрастая подробностями и вымыслом, – чтобы позже подтвердиться сверху, после проведения Обряда.
Народ любовней принимает тех героев, которых сам и выдумал.
– Ну почему же? – ласково сказал граф цу Рейвиш, бросая слизняку снятый с пальца перстень. – Рассказывай. Всем рассказывай. Везде. В полный голос. Ты понял меня, любезный?
– В-ва…
– Он понял, ваша светлость, – шепнул Ловчий. – Это такая сволочь, что очень быстро все понимает.
Главного эшевена беспокоил не Беньямин Хукс. Его тревожил юный сын Жерара-Хагена: найденыш плохо смотрел на отца. Очень плохо. Хуже некуда.
Смотрел и молчал.
LXXXV
– …Любопытное предсказание, не находите?
– Да уж! Толкуй, как вздумается! Кстати, мы давно полагали: со временем надобность в Обрядах отпадет, и наследование как
