– Кто о чем, а ворг о еде, – буркнула серая. – Ты скажи, оно нападать будет?
Лотер посмотрел на нее так, словно она спросила, любят ли гномы золото или умеет ли ихтионка плавать. Но у той взгляд искренний, будто и впрямь не понимает.
Ворг смягчился.
– Я бы напал, – пояснил он. – Но напал бы так, чтобы незаметно. А эта образина всему острову демонстрирует, какая вся лианистая и голодная. Я вон тоже голодный. Но не трезвоню об этом на каждом углу.
– Серьезно? – иронично спросила Каонэль.
Губы ворга приоткрылись, обнажая вытянутые клыки.
– Ну, разве что самую малость, – проговорил он. – А ты не делай вид, что не голодная.
– Может, и голодная. Но могу держать себя в руках. Эльфы не только к боли устойчивы. Голод тоже можем долго терпеть.
Ворг хмыкнул.
– Ну, про боль знаю. Видел, как твой рыжий даже бровью не повел, когда бревно ногу проткнуло. Чего тогда в таверне гуся заказывала? Фигуру можешь попортить.
– Не твое дело, – прошипела Каонэль, – зачем я заказывала гуся.
– А, понял. Это у вас с эльфом, как там его… Варда, игрища такие.
Эльфийка метнула на ворга яростный взгляд и проговорила сквозь зубки:
– Замолчи, полузверь.
Он удивился.
– А чего я такого сказал? У всех есть игрища. Видала бы, какие у воргов.
– Упаси боги.
– Как весна, – сообщил ворг, – обязательно две-три пары образуются. А про эльфов Теонард говорит, что однолюбы.
– Лотер, – угрожающе произнесла серая, но он даже бровью не повел.
– Да ты не нервничай, – продолжил он невозмутимо. – Ворги тоже однолюбы.
В глазах Каонэль полыхнули солнца. Удерживаясь одной рукой за край, она опустила другую и схватилась за антрацитовую рукоять. Но вместо того чтобы вытащить клинок, скривилась и спросила язвительно:
– Ворги? Однолюбы? А как же дочки сыроваров?
Густые брови полузверя приподнялись, он произнес невинно:
– Так это… Тут понимаешь, какое дело? Ворг верен нареченной. Только… Ну, как тебе объяснить? Вот любишь ты есть мертвячьи кости…
– Не люблю, – бросила Каонэль, глаза засветились сильней.
– Ну не ты, – согласился Лотер. – Ворг. Любит ворг мертвячьи кости. Но который день не может напасть на след нежити. Что ж ему, голодным ходить? Так и с дочками сыроваров. Тем более они куда услужливей пастушек.
Эльфийка снова зацепилась обеими руками за обрыв и сдвинула брови. Лотер только ухмыльнулся и посмотрел в глаза серой так, что у нее жар по телу разлился. Каонэль фыркнула и отвернулась, сосредоточившись на растении-хищнике.
Тем временем дерево выбросило еще одну порцию лиан и теперь было похоже на змеиный клубок на ножке. Появился звук, похожий на муравьиное шуршание, когда те бегают по листьям. Человеческое ухо не уловит, но эльфийке с воргом отчетливо слышно, как шелестят лианы.
Иногда в ветках-руках появлялся просвет, и в глубине видно языкатую пасть с деревянными зубами. Зверь тихо клацал челюстью, явно стараясь не привлекать внимания, но эльфийский и ворговский слух не обмануть.
– Вернемся на камень, – сказал ворг уверенно. – Если оно до сих пор сюда не дотянулось, есть надежда, что не дотянется.
Он оттолкнулся и спрыгнул с глухим стуком. Эльфийка аккуратно спустилась, переставляя ноги с выступа на выступ.
– Не очень надежный план, – проговорила она и повела ушами, прислушиваясь к шороху лиан.
Ворг потер себя по животу, стараясь успокоить незамолкающий голод. Тот не утоляется мелкими рыбешками. Затем подошел к краю камня и опустился у воды.
– Пока единственный, – ответил он. – Но могу посоветовать вот что. Клинок свой далеко не убирай. Он может пригодиться.
– Хочется, чтобы обошлось, – произнесла эльфийка, косясь на берег.
Она подошла и села рядом с Лотером. Тот бросил на нее удивленный взгляд, но промолчал.
Каонэль вытащила антрацитовый клинок из ножен и положила справа от себя так, чтобы в случае опасности быстро схватить. Но подальше от ворга.
Лотер это заметил, но только покачал головой. Ему меч не нужен. Только движения стеснять будет. То, что когти и зубы не очень эффективны против растительной дряни, уже не в первый раз замечает. Но с ними привычней и удобней.
