несколько озадаченно:
– Но мы видим, гоблины везде! Даже в людских городах гоблины обосновались, не выгонишь.
– Это сейчас, – отрезал гоблин. – Столетия испытаний закаляют сильные духом народы! Но до этого прошли тысячи лет унижений, издевательств и существования на грани полного истребления!.. Однако выжили, укрепились, и теперь уже мы начинаем отвоевывать свои земли!.. Это наше право.
Лотер оскалился, будто это ему лично предъявляют претензии, шерсть на загривке поднялась, а левый клык вытянулся на полпальца.
Он буркнул:
– Ну ладно, я не знаток. Надо выслушать Хранителей. Либо оставить все как есть, что мне и самому кажется правильным, хотя чувствую что-то неправильное, либо что-то делать, хотя это грозит неприятностями…
Теонард вздохнул, сказал невесело:
– Все на свете грозит неприятностями. Даже когда ничего не делаешь, хотя тогда неприятностей чуточку меньше, но зато потом больше. Да еще и чувствуешь себя оплеванным. Я слушаю мнения Хранителей Талисмана!
Все переглядывались, впервые возникает конфликт не с чужаками, как было с кочевниками, а здесь, между самими Хранителями, а это как-то уже другой уровень…
Поднялся тахаш, ровный и бесстрастный, проговорил несколько мрачно:
– Я бы все оставил как есть. Не вмешивался. Со дня Начала всех Начал слабые уступают сильным и уходят в небытие, а сильные потом уступают еще более сильным… Даже я не знаю, сколько миллионов рас и народов исчезло до меня, и почти не помню, сколько их было и тоже не оставило даже памяти.
В полном молчании проговорил грохочущим голосом Булук:
– Я тоже. Огры живут долго, я успел заметить исчезновение двух-трех рас и кучи всяких народов. Одни уйдут, другие придут.
Керкегор сказал упавшим голосом:
– Да, я все понимаю. Птеринги очень древний народ. Расы тоже стареют и умирают. Но дайте нам уйти достойно. Мы уже давно ни у кого не стоим на дороге.
Гнур пробарабанил пальцами по столу и воскликнул победно:
– А расплата за содеянное?.. За нашу кровь, за наши муки?
Птеринг смолчал, зато вскочила полная возмущения Каонэль, желтые глаза мелькнули, как две молнии, а в водопаде серебристых волос грозно заблистали грозовые искры.
– Гнур! – закричала она яростно. – Опомнись! Что ты говоришь?.. Ни Керкегор, ни ты не должны отвечать за то, что было тысячу лет назад!.. Ты что, не понимаешь, если будем вспоминать старые обиды, то прямо здесь должны перебить друг друга?
Повисла гнетущая тишина, Хранители переглядывались, не решаясь нарушить молчание, на эльфийку поглядывали с изумлением: вроде женщина, а нет-нет да и выскажет что-то, от чего не понятно – точно ли женщина.
– Остроушка права, – сказал наконец Теонард. – Мне тоже хотелось бы самоустраниться. Пусть все идет как идет, но все же нам дадена великая власть и сила… а это значит, с нас и спросят о том великом, что мы обязаны были сделать.
– Кто спросит? – поинтересовался Виллейн скептически.
– Не знаю, – ответил Теонард честно. – Наверное, мы и спросим. В старости. Почему не сделали то, что надо сделать. Желтоглазка угодила в самую точку! Вы не заметили, что мир старается забывать о старых обидах? Иначе все кончится, понимаете? Кончится жизнь на земле. А мы, если хотим жить правильно, должны остановить эту резню. Нынешние птеринги уже давно не те птеринги, что воевали и завоевывали. Заставить их отвечать за дела предков… будет неправильно.
Тарнат тяжело бухнул мощным голосом, словно ударил молотом:
– Неправильно. Лучше перебить гоблинов. Они какие-то зеленые все… Вон Виллейн хоть и похож на песчаную жабу, но не жаба, а этих зеленых я бы и сейчас, начиная с Гнура…
Лотер рыкнул:
– Но-но, давайте по делу!.. Мы собрались решить, что делать. Это первый наш совет, давайте не опозоримся. Нужно поступить мудро и красиво, чтобы все смотрели и ахали, что мы вот такие мудрые и справедливые и в носу не ковыряемся, как сейчас Страг…
Страг поспешно опустил руку, что-то раскатывая в пальцах.
– Я тоже за, – сказал он быстрым голосом. – За мудрое решение, что задаст нам как бы правильный путь в правильную сторону. Какое решение?.. Надо подумать. Можно отложить, как всегда делается. Надолго.
– Надолго нельзя, – возразил Теонард с сожалением. – Не потому, что птерингов жаль или гоблинов…
– Да никому их не жаль, – вставил Тарнат. – Ни тех, ни других. И вообще я бы оставил на свете только гномов, как олицетворение хозяйственности и красоты.
