– А ну, наперегонки!
– Смотри людей не сбей!
– Не собью. Я шустрая!
Их величества развлекались вовсю, не зная, не ведая, что давно уже следят за ним две пары внимательных глаз. Обсуждают каждое движенье. Иногда и смеются даже!
– Может, откроемся? А, госпожа? Вместе кататься будем.
– Нет уж! – юная баронесса Александра фон дер Гольц строго посмотрела на Франца, исполнявшего ныне при ней роль слуги, наперсника и ответственного за все. – Обидятся? Ну, ты не видишь, что ли? Они ж хотят вдвоем, тайно… Сейчас, вон, смотри, поцелуются. А тут – мы! Не, не пойдем. Подождем. Уйдут – так и мы накатаемся вволю. Эх, жаль Эрих в отъезде!
– Да, с риттером бы повеселее было. Было бы с кем вам…
Мальчишка хотел сказать – целоваться, да вовремя прикусил язык. Новая его хозяйка вполне могла запросто отвесить затрещину, не постеснялась бы. Хотя вообще-то баронесса была хорошая, добрая. И в общении простая.
– Ишь, как ездят… Франц! Ты сбегал бы за блинами, я что-то проголодалась уже. Я тебе грош дам.
– Польский?!
– Хватит с тебя и литовского.
Парнишка притворно скривился:
– На литовский-то, госпожа, баклажку доброго вина не ку-у-упишь.
– А я тебя за блинами посылаю, а не за вином!
– Хм, да знаю я…
– Что-что ты там знаешь?
– Иду уже, иду.
Вообще, и на литовский грош – мелкую серебряную монетку – можно было много чего купить, хотя десять литовских грошей были равны восьми польским. Ныне за талер давали около сорока польских грошей, в зависимости от качества, так что грош – весьма приличная сумма.
Зажав монетку в ладони, Франц побежал в город. Знал, там недалеко, на углу, весьма приличная забегаловка – «Три каштана». И вино отличное, хмельное, и шнапс есть, и пироги, а уж блины – пальчики оближешь. Держал «Каштаны» старый еврей Якоб Лысая Башка и привечал всех, вне зависимости от того, кто ты – иудей, христианин, или вообще – магометанин. Не гнушались заходить к Якобу и вельможи, да и вообще народу там толпилось полным- полно, особенно по воскресеньем и вот сейчас, ближе к вечеру.
Уже заканчивали свои дела торговцы, уже из мастерских выходили подмастерья ученики. Довольно поглаживая привешенные к поясу кошели с дневной зарплатой, покидали суконную мануфактуру рабочие. Обгоняя их, бежали, орали песни студенты. Один из таких повес невзначай толкнул Франца, и мальчишка тут же обозвал его ослом и еще добавил одно нехорошее слово, означавшее человека совсем уж опустившегося. Вернее, опущенного. Еще хотел и запустить в обидчика снежком, но не успел. Так и застыл в замахе! Светлые глаза Франца округлились в ужасе, ибо в только что вышедшем из таверны «Три каштана» шляхтиче он узнал того… Того самого, что охотился за ним в Ливонии, что убил старика-аптекаря в Москве и – чего там! – отравил московского принца!
Только теперь злодей был без бороды, с одними усами. Подбородок тяжелый, квадратный, с небольшой ямочкой… и глаза, глаза! Темные, глубоко посаженные, злые. И такие, что прям – насквозь. Эти глаза, жестокий взгляд этот отрок до самой смерти бы не забыл и сейчас вот – вспомнил. А вспомнив, тотчас же надвинул на лоб суконную шапку и – бочком, бочком – прочь. Забыл и про вино с блинами!
Впрочем, госпожа Александра на него не ругалась, она и сама стояла растерянная.
– Я только что видела прусского посланника, барона Акселя, – сузив глаза, негромко промолвила баронесса. – Козлище, каких мало. Век бы гореть ему в аду!
– А я видел убийцу, – мальчишка взмахнул рукой. – Того самого! Ну, я рассказывал… Помните? Пообедали! Расскажем обо всем государям.
– Стой! Вернемся во дворец и будем их ждать. Там и скажем!
– Ага…
В Польше Акинфий звался Эрмольдом Штинским. В Австрии – герром Штольцем, в Дании – Эмилем Биндурфом, в Риге… В Риге тоже Эмилем, а вот в Швеции… Родная же мать когда-то назвала его Вальтером. Хорошее имя. Жаль, не часто приходилось пользоваться. Работа такая. Всегда была, чего ж. Вот и сейчас – работа. Ничего личного. Вот они – одетые как горожане. Король и королева Ливонии, а с недавних пор – и Речи Посполитой. Здесь, в Кракове, они, видно, чувствуют себя в полной безопасности. Совсем расслабились. Не соображают, что все их баловство не так уж и сложно просчитать. Особенно если есть верный человек средь воротной стражи.
Народу на катке много. Как сядут отвязывать коньки, так подобраться поближе да воткнуть кинжал. Быстро – прикинуться, будто бы обознался. Сначала ему, потом ей. Дело мгновений, сноровка, слава богу, имеется. Всего-то! Воткнуть – и быстро убраться. А этих голубков – уже мертвых – привалить друг к
