Володенька проснулся уже. Посмотрю.
– Посмотри, посмотри, – чмокнув жену в щеку, Магнус проводил ее до самых дверей и тщательно затворил створки.
– Из Нарвы весть пришла: разгромили аптеку, есть убитые, – между тем продолжал Анри. – Нарва, правда, еще пока не совсем наша.
– Пока не наша, – спокойно согласился король. – Но за спокойствие и порядок в городе, с разрешения царя Ивана Василевича, отвечаем мы. Так что там в Нарве? Аптека, говоришь?
– Да, аптекаря убили. С учеником.
– В аптеках есть чем поживиться, – подняв глаза, ливонский властитель задумчиво уставился в потолок, после недавнего ремонта покрытый резным деревянным кружевом. – Правда, для этого надобно кое в чем понимать. В веществах разных разбираться – что дорого стоит, а что, мягко говоря, не очень.
– Хотите сказать, убийцы не простые люди?
– Может быть, может быть. Ищите, Анри! На то у вас и власть.
В левом углу что-то зашуршало, пискнуло. Крыса? Аграфена-Сашка проворно подобрала ноги и с тоской глянула в маленькое – только кошке пролезть – оконце, расположенное под самым потолком и забранное ржавой решеткой. Такие пертурбации произошли в жизни юной баронессы, что только держись! Впрочем, Сашке не привыкать было – судьбой битая.
Девушка горько усмехнулась – битая-то битая, а поди ж ты, угодила как кур в ощип. Или – во щи, без разницы. Расслабилась, к жизни привольной привыкла… глупая курица! Теперь сиди вот да размышляй, чего не так сделала? Все мы задним умом крепки, однако. Знать бы, где упасть, – соломки бы постелила, а так…
Явившиеся вчера алчные родственники покойного барона – нет, не дочка, какие-то дядья-племянники – с ходу обвинили Александру в колдовстве и отравлении собственного мужа! Ни много, ни мало. Нашлись и свидетели из дворни – вот ведь тоже, козлятушки… Никого из дворовых Сашка (сама роду крестьянского, или, как принято было говорить, «подлого») ничем не примучивала, не обижала. А верно, нужно было примучить! Чтоб боялись, чтоб страх был… тогда б и не предали бы, испугались да триста раз подумали – на чью сторону встать?
Ох, и напрасно же Александра знакомством своим с королем не хвастала, на всеобщее обозренье не выносила – а надо было! Тогда, может, не посмели б так нагло… Схватили, в подвал бросили… Это в собственном-то замке! И ни один воин за госпожу свою юную не вступился, вот так. Да Сашка и раньше чувствовала – не любили ее в замке, не жаловали. Да и фон дер Гольц так устроил, что стражники да дворня только его и слушались, только ему и подчинялись. Ну, вообще-то правильно, старый Фридрих не дурак был.
Правду сказать – тосковала Аграфена в замке, по жизни своей прежней тосковала, по друзьям – Федору да Левке с Егоркою. Все трое у Силантия работали, в типографии, и на жизнь не жаловались, правда, и к фон дер Гольцу в гости не ездили – не того полета птицы. Сама-то Сашка пару раз ребят навестила, так ведь подсмотрели, доложили барону, и тот не постеснялся собственной супружнице выговор сделать, мол, не дело знатной и благородной даме якшаться со всяким сбродом.
Конечно – да, покойный Фридрих свою молодую жену обожал, да и было за что! Красивая. И в постели способна на многое – так, что барон от восторга млел. Однако главного предназначенья Александра все же не выполнила – не родила, не подарила старому барону ребенка, наследника или наследницу. Просто не могла понести… и о том знала.
И это тоже ей сейчас припомнят! Ну, да – какие дети у ведьмы? Каждое лыко в строку. Интересно, отчего ж эти ушлые дядья-племянники королевского гнева не испугались? Ливонский властелин всегда благоволил Сашке, как и королева Мария. Вступятся! Обязательно вступятся… если узнают. Ведь, может быть, баронские родичи все провернут в тайне – просто убьют безо всяких обвинений. Ну, тогда шиш они с маслом получат, а не земли и замок! Славный король Магнус не даст. Пожалеют, что на свет родилися! Так и будет… только что же они, сами-то этого не понимают?
Послать весточку королю! Как можно быстрее… Только через кого? Как? Слугам верить нельзя… как же тогда быть, что делать? Пока только – ждать.
За дверью вдруг послышались гулкие шаги, скрипнул засов, и в темницу вошли трое. Нет, не племянники-дядья, а какой-то высокий сутулый монах с угрюмым лошадиным лицом и двое знакомых рыцарей при плащах и шпагах: управляющий замком фогт Леонард Цорн и юный паж Эрих фон Ландзее – этакий светловолосый грамотей-красавчик, он давно Сашке нравился.
Эрих держал в руках чернильницу и бумагу, фогт – горящую свечку. Вошедшие сразу за ними слуги внесли в узилище два табурета и небольшой столик, вернее письменное бюро, за которым и расположился паж с чернильницей, пером и бумагою. Небось, согласился записывать показания… тоже еще сволочуга! А фогт-то, фогт – ну чем таким его Сашка обидел, что он сейчас на нее словно на вошь смотрит? Ишь, выкатил глазенки, гад. И губу нижнюю этак оттопырил презрительно…
– Вы знаете, в чем вас обвиняют? – усевшись на табурет, вместо приветствия промолвил монах.
Александра светски улыбнулась:
– Понятия не имею. Нет, в самом деле, знаете ли. Как-то нехорошо все вышло: схватили в собственном замке, бросили в темницу… Это вам просто так не сойдет, не думайте!
