Дюррфельда, перенявшая умения от матери и от бабки. Деревенская ведьмочка, «чувствующая» людей, отлично подошла для того, чтобы воспринять подсказку из будущего. Стала идеальным инструментом для Сельмы.
– Понимаете, Варя, – продолжил Генрих, – я хотел бы разобраться получше, как действует ваша сила. Рассчитывал на какую-нибудь простенькую наглядную демонстрацию, если только вас не обидит такая просьба.
Она наморщила лоб, осмысливая последнюю фразу, потом кивнула. Указала на взрыхленный клочок земли размером в квадратный фут. Бросила туда семечко и сказала:
– Заставлять – плохо. Человека, зверя, цветок. Лучше не уско… не ускоривать, не давить. Понимаешь?
– Да-да, Варя. Продолжайте, пожалуйста.
– Но если надо, очень надо, тогда…
Травница присела на корточки и приложила к почве ладонь. Закрыла глаза и зашептала что-то беззвучно. Со лба скатилась крупная капля пота. Воздух над клумбой заструился и задрожал. Варя убрала руку, и Генрих увидел, как из земли пробивается зеленый росток – тянется вверх, распускает тонкие листья. Когда стебель поднялся дюймов на десять, она сказала:
– Дальше не буду. Трудно.
– Этого хватит, – заверил Генрих. – Огромное вам спасибо.
Подумал – да, инструмент отменный. Если девица в Дюррфельде обладала такой же силой, то могла по наущению Сельмы сделать с бароном что пожелает. А потом подчистить ему память и отпустить. Ведь если «надо, очень надо», то можно. Требовалось лишь подтолкнуть ее. Шепнуть из будущего – не верь, мол, этому хлыщу, он плохой. Или что-нибудь в этом роде…
– Мы пойдем. До свидания, Варя.
– Прощайте.
Генрих потянул Ольгу к выходу.
Глава 18
– Знаешь, – сказала Ольга, – в следующий раз, когда куда-нибудь соберешься, езжай лучше без меня. А я дома посижу, подожду. Чтобы ничего такого больше не слышать. Почему она со мной попрощалась? Что значит «не увидимся больше»? Я к ней заезжаю иногда, цветы выбираю, ну и вообще…
– Не обращай внимания. Может, она просто неверно выразилась. Язык еще не совсем освоила, ну и вот… Все образуется.
– Врешь ведь. И не краснеешь.
Генрих ничего не ответил – просто открыл перед нею дверцу локомобиля. Дождавшись, когда она заберется внутрь, сказал шоферу, что теперь надо ехать в парк. Дело приближалось к полудню.
Площадка перед парком была пуста – ни единого экипажа. На воротах висел замок. Сельма, очевидно, зашла через другой вход. В том, что она уже на месте и ждет, фон Рау не сомневался.
– Зачем мы здесь? – Ольга озиралась недоуменно.
– Так надо, Оля. Прости.
– Что…
Он не дал ей закончить фразу – начертил руну «феху» и, глядя в глаза, сказал:
– Сиди в экипаже. Не выходи. Если я не вернусь через полчаса – уезжай домой.
Вылез наружу и приказал шоферу, используя ту же руну:
– Ждать инструкций. Не удивляться.
Несколько раз глубоко вздохнул, унимая сердцебиение. Поднял глаза к небу. Брюхатые тучи громоздились над головой, тужились, пытаясь исторгнуть переношенный снегопад.
Генрих приложил ладонь к замку на воротах, и тот, пропитавшись морозным светом, рассыпался на осколки. Трюк, подсмотренный когда-то у Сельмы, удался сейчас почти без усилий. Свет будто сам лип к Генриху, спеша выполнить любую команду.
Он шел по пустым дорожкам, огибая безлюдные павильоны. Гирлянды, растянутые между столбами, тихо колыхались под ветром.
Сельма ждала его у помоста, на котором когда-то (казалось, месяцы и годы назад) пел незадачливый куплетист. Стояла, подняв воротник пальто и сунув руки в карманы. У нее за спиной маячил человек-клякса.
Где-то далеко пробили часы.
– Успел, – похвалила Генриха ведьма, – а то я уже хотела на тебя разозлиться.
– Да, успел. Злиться не на что. Можешь сдаваться со счастливой улыбкой.
– Юмор у тебя – так себе. Да и вообще, поговорить мы успели ночью. Поэтому…
Чернильный слуга, повинуясь ее кивку, шагнул-перетек вперед.
