– Да, судя по всему.
– Но катаклизмы происходят сегодня.
– Это говорит лишь о том, что время – не такая простая вещь, как нам представляется. Судите сами. Первые изменения проявились…
– Минутку, Генрих, – генерал предостерегающе поднял руку, – давайте сделаем паузу. Мне, конечно, придется в это вникать, но сначала надо заняться непосредственными обязанностями. Вы ведь помните: у нас тут не академический клуб, а совсем другое учреждение.
– Будете искать Сельму?
– Да. Хотя бы ради того, чтобы выслушать ее версию.
– Только не забывайте, на какие трюки она способна.
Его превосходительство вызвал секретаря и принялся диктовать указания. Потом звонил коллегам из «двойки», что-то настойчиво объяснял, пристукивая ладонью по столу в такт словам. Генрих перестал слушать – им овладело тупое оцепенение. Очнулся он лишь после того, как генерал, перегнувшись через столешницу, встряхнул его за плечо.
– Вы заснули?
– Прошу прощения, Теодор. Вы что-то спросили?
– Напомните, как продвигалось расследование в том мире. Ключевые моменты.
– Нашли убитого аптекаря, потом профессора и механика…
– Как их звали? Аптекаря и механика, я имею в виду.
– Э-э-э… Первый – Ротмайер, кажется. Да, точно, Гельмут Ротмайер. Второй… Простите, не знаю. Его имя при мне никто не упоминал.
– Ладно, отыщем. Можете еще что-нибудь добавить? По существу?
– Нет, пожалуй. Я бы отдохнул, Теодор. В голове туман…
Слабость и правда нарастала с каждой минутой. Перед глазами все расплывалось, сердце стучало чугунным колоколом.
– У вас переутомление, Генрих. Слишком интенсивно применяли дар в эти дни…
Генерал еще что-то говорил, но его слова застревали в воздухе, залипали, как мухи в лужице варенья. Окружающий мир отодвинулся, потускнел и уже почти не воспринимался. В кабинет вошли какие-то люди, подхватили Генриха под руки. Повели по длинному коридору, заставили спуститься по лестнице. Потом его отпустили, и Генрих стал заваливаться на спину – падение было невыносимо долгим, будто на морском дне, пока наконец он не уткнулся затылком во что-то мягкое, и тогда его сознание отключилось.
Проснувшись, Генрих долго размышлял на тему того, что превращается в бесприютного странника. Где он только не ночевал в последнее время! В служебной квартирке, в посольстве чужой империи, а теперь вот окончательно докатился. Сунули в камеру для особо опасных подозреваемых.
Предметов интерьера тут имелось ровно три штуки – лежак, на который сгрузили Генриха, унитаз в углу и умывальник рядом. Лампочка под потолком едва тлела, да еще мерцали многочисленные насечки на стенах. Спасибо хоть охранная светопись сработала должным образом. Память не пострадала.
Спустя полчаса снаружи лязгнул засов, и хмурый человек в форме снова повел Генриха на третий этаж. За окнами занимался стылый, болезненно- желтоватый рассвет. Слышно было, как дворничья метла скребет по брусчатке.
Генерал по-прежнему сидел в кабинете, осунувшийся и бледный. Похоже, за ночь он так и не сомкнул глаз. На столе стоял мельхиоровый поднос с чашками и тарелками. Пахло свежим кофе и сдобой.
– Давайте поедим, Генрих. И заодно уточним еще некоторые детали, чтобы не терять время.
– Давайте, Теодор. Вам разве откажешь?
– Садитесь. Приятного аппетита.
– Спасибо. Поймали Сельму?
– Нет, она как в воду канула. Зато его величество, прочитав стенограмму нашего вчерашнего разговора, был, мягко говоря, удивлен.
– А наша беседа стенографировалась? Впрочем, простите, глупость спросил. Я просто уже отвык от всех этих световых протоколов и рапортов с пометкой «секретно» и «лично в руки».
– Привыкайте. В ближайшее время вы будете давать показания с рассвета и до заката. Так вот, до короля вчера дошли слухи, что мы ищем супругу его советника. Он взъярился и затребовал документы. После чего приказал мне доставить вас утром в замок. Так что готовьтесь. Аудиенция через час.
– Просто лучший день в моей жизни.
Генерал хмыкнул и, взяв румяную булочку, принялся намазывать ее маслом. Потом, критически оглядев собеседника, пробурчал:
– Вы бы хоть причесались, Генрих. А то вид у вас какой-то помятый.
– Это чтобы не портить вам репутацию. Будет странно, если окажется, что я, проведя ночь в камере, цвету и благоухаю.
Некоторое время они молча жевали. Небо над городом окончательно просветлело. Генерал потушил настольную лампу.
– Вчера, Генрих, вы начали рассуждать о свойствах волны. Я вас прервал, но теперь хотел бы дослушать.
– На чем мы остановились?
