– Что случилось, маленькая? – спросил серьезно так, глядя в глаза. А я не знала, что сказать. Все мои обиды на данный момент казались такими надуманными и несерьезными.
– Просто они все беременные… а у меня симбионт не поделился… а я к тебе бежала… бежала… а там эта синяя… и ты… а я… – И вспомнив всю ситуацию, опять расстроилась, и по щекам покатились слезы.
– Глупенькая, – муж обхватил ладонями мое лицо и целовал, наверное, очень соленые щеки, но не кривился, а как будто даже смаковал, – симбионт у нее не поделился. Поделится еще. Я верю, Боги осветят наш союз, потому что моя любовь к тебе ярче звезд, созданных ими.
Анситор целовал и говорил, а я млела и слушала, чувствуя, как все мои сегодняшние печали отступают, отходят на задний план, оставляя после себя спокойствие и умиротворенность. Закрыла глаза, отдавшись приятным, волнующим ощущениям. Губы мужа спустились по подбородку, и сейчас его язык проводил влажную дорожку по моему горлу, заставляя тело покрыться мурашками. Меня медленно, но уверенно освобождали от одежды, показавшейся Анситору явно лишней. А потом бережно уложили на кровать, а муж медленно стал скатывать чулки с моих ног. С того самого памятного вечера, когда я пыталась его соблазнить, чулки стали моим неизменным аксессуаром, к огромной радости Дракона. Почувствовала, как его руки поглаживают стопу, а губы спускаются от колена все ниже и ниже, пока рот не накрыл большой пальчик, слегка его посасывая. От таких нехитрых, но чувственных и горячих прикосновений во мне словно взрывались тысячи фейерверков, заставляя выгибаться и стонать. Когда язык прошелся от пальчиков по всей стопе до пятки, я засмеялась, попытавшись вернуть ногу себе. Ногу, конечно, отпустили и даже дали мне отползти подальше на кровать. Щекотки я боялась всегда и, видимо, сейчас прокололась, потому что на губах Анситора появилась лукавая ухмылка и он с видом хищника стал медленно приближаться ко мне. Сердце мое затрепетало, и я, визжа, заметалась по кровати, но была быстро поймана и зацелована, а потом и укушена в несколько весьма неприличных мест.
А когда, сдавшись на милость победителя, уже почувствовала на себе тяжесть родного тела, вдруг меня осенило – я же про женщин не сказала. Наблюдательный муж быстро заметил перемену моего настроения.
– Ну что еще, родная? – застонал он.
– Дело вселенской важности, – ответила я и уперлась ладонью в его грудь.
– А Вселенная немного не подождет? – с отчаянной мольбой в голосе спросил Анситор.
– Мммм… – сильно так задумалась я, – думаю, подождет, если ты пообещаешь решить этот вопрос.
– Обещаю, – рявкнул муж и тут же вошел в мое давно уже ждущее его лоно.
И вопрос освобождения женщин из гаремов был на немного отложен, потом еще немного отложен, а затем его очень надолго отложили, потому что блондинистые мужья никуда не спешили и действовали мучительно медленно и сладко. Момент не наступил, даже когда все закончилось, так как требовалось время прийти в себя и отдышаться. А вот уже после этого он настал.
– Ну, – начал муж, укладывая мою голову к себе на плечо, – какая гениальная идея пришла на этот раз в твою голову?
– Идея всеобщей справедливости, – пафосно ответила я. А что? Никто ведь не знает о моей личной заинтересованности.
– Излагай, – вздохнул мой космомуж.
Ну я и изложила, как умела, как могла. С эпитетами, с лозунгами! Девиз «Женщины Вселенной, объединяйтесь в борьбе за равноправие!» просто витал в нашей спальне, пока я убедительно выдвигала законопроект по упразднению гаремов. Хитро ковыряя пальчиком живот Анситора, я рассказывала, как это несправедливо, отрывать женщин в расцвете лет от семьи, фактически лишая их радости материнства. На этом моменте, вспомнив утро, почти всплакнула.
– Не надо, – предупредил муж.
– Ладно, – машинально согласилась я и продолжила дальше.
Моя речь коснулась важности добровольного пребывания женщин на территории отдельно взятого Дракона. Я говорила о необходимости заключения договора между Драконом и женщиной, желающей скрасить его досуг, в нем должны быть учтены срок и сумма ее гонорара. Я говорила и говорила… В какой-то момент подняла голову и посмотрела на мужа. Этот мегагалактический хитрец, прикрыв рот ладонью, тихо смеялся. Нет, не так. Он ржал! А когда я в праведном гневе насупилась и наморщила лоб, он громко и обидно, между прочим, расхохотался.
– Ты ревнуешь! – констатировал он факт, отсмеявшись.
– А чего они ходят здесь… – сказала я, потом подумала и добавила: – А всякие синие еще и трогают.
Мои последние слова утонули в новом приступе смеха Анситора.
Утро я встретила одна, Анситора уже не было. Лежа на огромной кровати, смотрела на голубое небо и ощущала себя неимоверно счастливой. Душа пела, и хотелось, чтобы эту песню услышали все.
Двери приоткрылись, и в спальню вошла Глая. Весь ее вид выражал недовольство. В движениях мягкой, доброй и всегда такой уютной карлицы сейчас сквозила резкость. Вообще, во всем ее облике присутствовала некая нервозность, губы настолько плотно сжаты, что превратились в узкую щель. Лоб наморщен, словно проблемы вселенского масштаба не дают ей покоя.
– Глаюша, – позвала я.
– Сенна, – нехотя откликнулась она.
