Прокляты и забыты

вдалеке кто-то еле слышно кричал:

– Камелия, не надо…

Но мне было все равно. Словно маячок в этом неблагодарном мире, причиняющем мне только боль, меня звала эта беседка. Сияние померкло.

Холодно. Под ногами скрипнул снег. Вокруг никого. Рассвет. Первые лучи солнца показались из-за горизонта, разливаясь по небу оранжевым, лиловым, желтым и красным. Я безотчетно потянулась вверх, ловя солнечные лучи, отразившиеся на моей коже. Они впивались тысячами иголок. Снова боль. Доля секунды – и все прошло.

«Да, в первый раз было больнее», – подумала я.

С упоением я заметила вновь проявившиеся на теле руны. Окончательно успокоившись и придя в себя, я ощутила, что зов внутри меня снова набирает силу. Источник был где-то совсем рядом. Я поднялась к так манившей меня беседке.

Вспышка!

…Принимаю из рук Александра по одному предметы и складываю в деревянную шкатулку.

– Когда мой мир рухнет, это – единственное, что поможет мне не сломаться, – говорю я.

– Если твой мир рухнет, – поправляет он меня.

– Не если, а когда, – устало улыбаюсь я ему. – Можно подумать, ты меня плохо знаешь.

Я закрываю коробочку с бесценным содержимым.

– Я оставлю тебе напоминание, – говорит Александр.

Он достает из кармана тонкую серебряную цепочку, на которой висит тоненькое колечко с гравировкой на внутренней стороне.

– Каменное сердце – это не для меня, но я учту, – благодарно улыбаюсь я и добавляю: – Повешу его на брелок ключа зажигания, чтоб никогда не потерять.

Смеясь, я вдвигаю на место камень, скрывающий нишу под лавочкой беседки…

Воспоминание вспыхнуло и испарилось. Зато теперь я знала, что делать дальше. Вытащила один из камней под скамейкой. За ним нашлась деревянная шкатулка. Не открывается. Но теплая – согревает начинающие замерзать руки.

Подумав, я вспомнила, как получила артефакт, даривший мне похожее тепло.

– Kamelia, ave, ate, – произнесла я.

И невольно улыбнулась своей удаче сквозь еще не высохшие слезы: шкатулка мгновенно открылась. Книга. Нет, дневник. И почерк знакомый. Мой. Причем написано на русском языке. Еще – небольшой бархатный мешочек. Вытряхнула содержимое – кулон, подобный моему кольцу.

О, сколько нового я узнаю о себе.

Я открыла кулон. Светлые волосы забавно вьются до плеч. Бездонные черные глаза понимающе смотрят на меня. До боли знакомые черты прекрасного лица. Чуть тронутые теплой улыбкой губы заставляют смотреть, не отрываясь.

Да. Оказывается, я еще большая дура, чем предполагала!

Еще будучи в здравой памяти, я влюбилась в нарисованную картинку и пошла на обряд привязки к солнцу, прекрасно сознавая, что, скорее всего, не доживу до его окончания. Слеза скатилась по щеке и упала на руку, держащую кулон с портретом Арханиэлиуса. Вторая картинка очень напоминала меня. Только та девушка была моложе и не такая бледная, даже чуть полноватая, – но глаза были точь-в-точь как у меня. Ну, не зря же я – потомок Лилит.

Вот же… бездна адская. Проклятая любовь! Почему мне так больно?!

Слезы катились и катились, капая на руки, на кулон, на холодный снег под ногами.

Я даже не имею права любить его. Как я могла?

В сердцах я кинула серебряный кулон через ограду беседки.

«Катись все в проклятый мир к проклятым демонам», – мрачно подумала я, утирая слезы.

Я не могу любить его и не буду. Я не сломаюсь. Этот вопрос решен.

Остался еще один: где я?

Глава 9 Поцелуй богини смерти

Ненавязчивая тихая музыка в ресторане отеля «Бельмонд Гранд Европа» расслабляла. Но элегантный интерьер в стиле арт-нуво, витражное панно, изображающее Аполлона на колеснице, и потолок из цветной мозаики работы Бенуа больше располагали не к беззаботности, а к мрачным мыслям о прошлом. Даже не притронувшись к стоящему передо мной ужину, я сделала глоток своего любимого капучино с корицей без сахара.

Так. Что мы имеем?

Первое – я шагнула через созданный мною же портал в Екатерининский парк в пригороде Санкт-Петербурга. Вопрос: я умею создавать порталы?

Второе – прочитала четверть своего же дневника, описывающего события двухлетней давности, – правда, он скорее напоминает хронологию с датами и