помолиться Создателю за успех в школьных делах.
Священник с грохотом достал из очага противень с плюшками, поставил его на заранее подготовленную скамью, деревянной лопаточкой ловко и быстро снял несколько печений, наполнив ими деревянную корзинку, сплетенную из сухих прутьев, и тоже сел к столу, выставив на него большой медный чайник, из носика которого шел пар.
– А где прислуга? – вскользь осведомился Лаган, обшаривая взглядом кухню.
– Не под печью спряталась, это точно! – рассмеялся священник. – Отпустил, конечно! Завтра придут, утром.
– Не понимаю тебя, – осуждающе покачал головой Лаган. – И зачем тебе самому, лично, печь какие-то дурацкие плюшки?! Что, слуги не могут этого сделать? Позоришь свой сан такой работой!
– Но-но! На мои плюшки не наседай! – грозно нахмурил брови приятель. – Ишь, дурацкие! Напеки своих, да обгаживай! Мои плюшки – величайшее произведение искусства! Наравне с картинами! А ты – болван, который только и умеет, что пырять своими дурацкими железками, лишать жизни людей! Лишу сейчас довольствия, узнаешь, какие дурацкие!
– Не успеешь! – Лаган быстро схватил горячее печенье и, обжигаясь, откусил от него здоровенный кусок. Печенье таяло во рту, было невероятно вкусным – чего-чего, а таланта кулинара у приятеля было не отнять.
– Вот так всегда! Обгадят, потом напрыгнут и отнимут плюшки! Вояки, одно слово! – пожаловался священник и тоже схватил печенье. – Ты запивай, подавишься! Мне свежую траву для заварки принесли – полезная для здоровья. Говорят – мужскую силу добавляет! Выпьешь – и как жеребец, неделю будешь кобыл покрывать!
– Кхе-кхе! – Лаган поперхнулся и с подозрением покосился на чашку с темным пахучим напитком. – Мне только этого не хватало! Кого мне покрывать? Командиров стай, что ли?! Или Звеньевых? А может, Щенков?
– А что, ты высокопоставленный вельможа, а все они по сути своей извращенцы. Тебе уже положено завести какое-нибудь извращение. И…
– Заткнись, а? – Лаган неодобрительно посмотрел на друга, скривил губы. – И ведь какую гадость за столом говорит! Аппетит портит! И как язык поворачивается – в храме, служитель! Да тебя Создатель должен покарать. За такие слова тебе нужно мужские причиндалы на лбу вырастить!
– Если бы всем священникам-грешникам Создатель выращивал на лбу такой замечательный предмет, девяносто процентов нашей братии ходили бы с завязанными тряпкой лбами, – ухмыльнулся священник. – Погрязли в разврате, в роскоши, совсем обнаглели! Я хоть стесняюсь, а вот настоятель храма с Бирюзовой улицы третий особняк купил и поселил там трех любовниц! И ничего! А только за это у него три причиндала должны были на лбу вырасти! Куда катимся, Вожак? Одни Псы в этом мире остались верными государству, и то только потому, что… ладно, не будем об этом. Ты мне расскажи – что там у вас за шум? Мне слуги рассказали – я ничего не понял! Взахлеб про какого-то звереныша, который порвал вашего лучшего бойца, и что это твой внебрачный сын!
– Че-го?! Какой внебрачный сын?! Вот идиоты! – Лаган улыбнулся уголком рта и задумался, нахмурив лоб. – Стал бы я его распинать на кресте, если бы это был мой внебрачный сын…
– Стал бы! – серьезно ответил священник, отставляя полупустую кружку. – Я тебя знаю. И всю вашу шайку знаю. Иногда мне хочется, чтобы Создатель прихлопнул эту Школу, этот грешный город, весь этот мир, как муху, чтобы кишки брызнули! И создал новый мир, чистый, где не будет грязи, где люди не будут страдать! Жаль, что это невозможно…
– Для Создателя все возможно. Вот только почему ты считаешь, что этот мир не устраивает Создателя? Возможно, он специально создал его таким. Для чего? Не знаю. Это уже на его совести. Может, он таким образом забавляется? Развлекается, как игрой в лис и кроликов?
– Богохульствуешь… нет на тебя кары божьей! – Священник грустно усмехнулся. – Впрочем, как и на меня. Ведь я такой же, как ты, раз потворствую творящемуся злу. Злу, которое творишь ты и такие, как ты!
– Вот зачем я тебе? Если я творю зло – зачем ты со мной дружишь? Скажи честно! – грустно усмехнулся Лаган, чувствуя, как ощущение покоя и безопасности его покидает. – Ты прекрасно знаешь, что я делаю и зачем. Ты ведь не дурак, не строишь иллюзий. Как ты можешь, осуждая то, что я делаю, дружить с таким, как я? Убийцей, который по приказу Императора убьет и тебя, если понадобится. Фактически рабом!
– Все мы рабы в той или иной степени, – вздохнул священник. – Ты хотя бы честен. Есть в тебе то, чего нет в других. Все лгут, все изворачиваются, а ты прямой, как клинок. Одному тебе верю, хотя и знаю, что если понадобится – перережешь мне глотку и не посмотришь, что мы с тобой дружим двадцать лет.
– Что-то плохой у нас сегодня разговор, друг мой! – Лаган отложил недоеденное печенье, откинулся на спинку кресла и замер, прикрыв глаза. – Грустный разговор. Никогда ты еще не был таким… злым.
– Старею, наверное, – пожал плечами священник. – Задумываюсь – а для чего я живу? Для того чтобы нарисовать пять десятков картин? Чтобы испечь очередное печенье? Что оставлю после себя? Да, много лет мы с тобой обсуждали все, что угодно, не касаясь того, чего касаться нельзя. Но вот назрело, да… Когда услышал про этого паренька… Сколько их было, таких пареньков? Сколько еще будет? Сколько крови прольется, чтобы очередной вельможа купил очередной особняк? Почему в мире потоком льется зло, и нет ему конца? Ты не сердись, друг мой, я не про тебя. Ты сам жертва, я все понимаю. Но этот поток зла… ты не устал от него?
