Данил помедлил несколько мгновений, обдумывая новую мысль… А ведь это не так уж и плохо. Пожалуй, даже удачно складывается… В детский сад лезть так и так придется – так вот он тут, перед ними. Чем прорывать кордоны Братства, рискуя людьми – не лучше ли сразу сюда сунуться?..
– Осмотрим, – оповестил он группу.
– Командир, может не надо? – заныл сразу Батарей.
– Цель не та сейчас стоит, – поддержал друга Паникар. – Время уйдет.
– Времени у нас там будет – жопой кушай, – пробормотал, усмехнувшись, Добрынин. – Разворачиваемся. Осмотрим.
Однако, осмотреть не получилось. На территорию сада они попали без проблем – но на этом и все. Само здание гостей принимать не желало – окна тверже алмаза, дверь закрыта наглухо, даже не пошевелить, будто вмурована в стену.
– Рванем? – спросил Халява, пнув дверь в последний раз.
– Без толку, – помотал головой Данил. – Сдается мне, что и дверь здесь такая же, как окошки. Здесь мы не пройдем.
– Ну и слава богу, – донеслось по связи бормотание Батарея. – На хрен…
Эти слова Добрынин проигнорировал. Знал бы Пашка, что им еще предстоит…
– Уходим на прежний маршрут.
Последний отрезок пути был, как это ни странно – самым тяжелым. Вокруг было тихо и спокойно – но тем более Добрынин ощущал, как гнетет его чувство тревоги, забирается под комбез, гладит ледяными пальцами по шее и затылку…
Еще метров сто – сто пятьдесят – и впереди, наконец-то замаячила серая бетонная стена второго периметра. А с ней и все сопутствующее: «колючка», здоровенные металлические ворота, которые хоть и покосились – но стояли еще крепко, вросли в землю основанием, и контрольно-пропускной пункт для железнодорожных составов. Вот оно, сердце Сазань-горы. И наверняка где-то тут был и Хранитель.
Перед входом нужно было понаблюдать. Добрынин сместился за толстенное дерево, прямо напротив пропускного пункта, присел на колено меж толстенных корней, принялся осматривать и КПП и бетонный забор – метр за метром, сектор за сектором. Пустота и тишина. Мертвая, абсолютная тишина стояла здесь, в части – а ведь в прошлый раз еще на подходе Хранитель почувствовал гостей, заставил пригнуться под многопудовым натиском, одним лишь воем из-за забора… Именно это и напрягало! Чертовски напрягало! Тревога была уже не просто разлита в воздухе… она стала едким упругим студнем, который сковывал движения, не давал сделать шаг вперед, давил на мозг, вселяя панику…
– Внимание. Оглядеться.
Пацаны тут же завертели головами, принялись осматриваться по сторонам.
– Чисто…
– Право – чисто, никого.
– Тыл – чисто, пусто вокруг…
Ох как не хотелось ему покидать это, кажущееся таким надежным, убежище меж корней! Но… хочешь не хочешь, а идти надо.
Данил поднялся. Дернулся шагнуть вперед… раз… другой… третий… И, качнувшись назад, отступил. Вздохнул глубоко, с шипением выпуская воздух сжатыми в трубочку губами… Не хотел он туда идти. Не хотел и все! Даже не то чтобы не хотел – а словно останавливало что-то. Сашку бы сюда – уж он-то живо бы все прочухал.
Что же не так?..
– Движение, двенадцать часов!
Ну вот, а говорите – пусто! Накаркали, сукины дети! Добрынин мгновенно упал на колени, зашарил взглядом, пытаясь нащупать цель.
– Где? Точнее! Кто говорил?!
– Букаш на связи. Движение на двенадцать. КПП, основное окно! В глубине комнаты!
Данил, сориентировавшись, переместился чуть правее, занимая удобное положение, всмотрелся сквозь деревья в бетонную коробку пропускного пункта… Есть! КПП второго периметра стоял неподалеку, метрах в тридцати – такой же облупившийся, с провалившейся крышей, ветхий, сиротливый, как и все вокруг. И в большом окне что-то маячило. Что-то большое, темное… черное. Черное?!. Твою же мать…
Данил, медленно отложив винтовку, дернул пряжку, вытащил из подсумка бинокль… Приложил к очкам, выбирая фокусное расстояние, нашарил оконный проем… и, поперхнувшись, выдохнул судорожно, прерывисто, выпуская воздух сквозь стиснутые до скрипа зубы. В глубине комнаты стоял мальчик. Тот самый мальчик из детского сада. Тот самый, с фотографии из коричневого планшета, на обороте которой было написано: «Сережа Родионов, 6 лет».
Полковник Родионов.
Хранитель.
Он стоял неподвижно – и смотрел прямо на Добрынина, в упор, давая понять, что ясно видит наблюдающего за ним человека. Черты его лица, голова, тело, вся фигура – вздрагивала, колебалась, ходила волнами, вспухая вдруг черными выпирающими из тела кляксами-ложноножками – и вновь возвращалась обратно, принимая на мгновение вид нормальной человеческой кожи. Он стоял – и словно ждал чего-то, колебался, не зная, как ему
