– Вы уверены насчет лишних ста семидесяти трех миль?
– Совершенно уверен, – ответил Адамс с озорной и довольно обаятельной улыбкой.
– А вы знаете, что когда Колумб высадился на Тринидаде, там жили индейцы, принадлежавшие к двум языковым группам – карибской и аравакской? – сказала Хелен. Судя по тону, она не хвасталась познаниями, а надеялась на развитие интересной темы.
– Как называют жителей Тринидада? – спросила Лиззи Камерон. – Тринидадцами?
– Или, для краткости, дадцами, – добавил Джон Хэй.
– Мисс Хэй правильно сказала, что индейцы знали только карибский и аравакский, – вступил Теодор Рузвельт. Его голос гремел, как раскаты грома, даже когда он говорил на пониженных тонах. – Но так было лишь после вторжения померанцев в лето Господне тысяча четыреста тридцать девятое.
Они пили уже четвертое вино из девяти объявленных в меню, так что на сей раз смех зазвучал громче.
– Вито Пом-Пом понимает лишь аравакский? – спросила Нанни Лодж. – Как грустно!
– Вот, наверное, почему эта крыса в собачьей шкуре не может усвоить даже простейших команд, – проворчал сенатор Генри Кэбот Лодж.
Нанни погрозила мужу наманикюренным пальцем.
– Я так не хочу пропустить ярмарку, и Белый город, и Колесо мистера Ферриса, и Дикий Запад мистера Коди… и все! – воскликнула Хелен Джулия Хэй таким голоском, словно ей не восемнадцать, а на десять лет меньше.
– У вас нет никаких причин ее пропускать, – сказал сенатор Дон Камерон. – Никто из нас не собирается в Европу раньше июля. Выставка откроется первого мая. В мае я найму несколько вагон-салонов, и мы съездим в Чикаго на несколько дней. Вы с нами, Адамс?
Генри Адамс промычал было что-то отрицательное, затем глянул на Лиззи Камерон и утвердительно кивнул.
– Хэй?
– Безусловно. Мы с вами, Дон.
– Мистер Холмс, вы присоединитесь к нам? – спросил Камерон. – Мы поставим вагоны у самого входа на ярмарку, и места для сна хватит всем.
– Спасибо за приглашение, – сказал Холмс. – Возможно, я окажусь там раньше вас. Посмотрим.
Хелен Джулия Хэй еле удержалась, чтобы не захлопать в ладоши. Она свела руки, как маленькая девочка на молитве. Генри Джеймс подумал, что ее улыбка воистину заслуживает избитого эпитета «лучезарная».
В отклонение от обычного обеденного протокола следующее блюдо, седло барашка, уложенное на теплую тарелку и политое соусом, подали уже нарезанным на тонкие ломтики. Слуги вновь наполнили всем бокалы для шампанского.
– Отменное шампанское, – сказал Дон Камерон. – Вкус кажется то знакомым, то нет. Как оно называется, Джон?
– «Королевская хартия», – ответил Хэй.
– Я думал, у «Дельмонико» эксклюзивное право его подавать! – прогремел Рузвельт.
– Да, – ответил Хэй. – Так и есть.
– Я бы лучше провела все лето на Чикагской выставке, чем в скучной старой Европе, в скучной старой Швейцарии, – сказала Хелен.
– Этим летом мы пробудем в Церматте и Люцерне с Камеронами, Лоджами и мистером Адамсом всего несколько недель, – промолвила Клара Хэй. – В июле и августе выставке придется обойтись без нас.
– Вот и хорошо, – заметил Адамс. – Я был на выставке семьдесят шестого года в Филадельфии, и, помимо предупреждения, что скоро в наши дома вторгнется телефон, все было очень скучно и помпезно. Скучнее Швейцарии, Хелен.
– Зато как там было весело, когда с Кастера сняли скальп, – вставил Джон Хэй.
– Джон! – возмутилась Клара.
Хэй смиренно положил руки на колени и сделал пристыженное лицо.
– На Чикагскую выставку приедет Буффало Билл со своим шоу «Дикий Запад», – сказал Рузвельт. – Я слышал, что они представят разгром Кастера, причем некоторые индейцы, участвовавшие в резне, будут играть самих себя. Должно быть очень занятно.
– А в засаде, которую устроили Кастеру, не участвовал Бешеный Конь? – спросил Дель.
– Участвовал, – прогремел Рузвельт, поворачиваясь всем торсом, чтобы одарить широкозубой улыбкой каждого из присутствующих. – Но Бешеного Коня мы убили в семьдесят седьмом.
– Вы ведь готовите к печати историю Дикого Запада, мистер Рузвельт? – спросила Лиззи Камерон.
Рузвельт кивнул массивной головой и тут же робко потупился:
– Да. Она будет называться «Покорение Запада». Тома первый и второй выйдут этим летом. Однако хоть я и потратил на эту книгу годы, мне неловко упоминать ее в обществе столь видных историков.
Джеймс подумал, что Рузвельт, вероятно, прав. Генри Адамс по праву считался самым выдающимся американским историком современности, а его девятитомное сочинение об эпохе президентства Джефферсона – шедевром исторической прозы. Книга Джона Хэя о Линкольне, под началом которого тот служил, написанная в соавторстве со старым другом Джоном Николеем, прекрасно продавалась в Америке и Европе и прочно заняла место лучшей и главной
