– Отвезти вас в Белый город, сэр?
– Нет, – ответил Джеймс. Сердце стучало так, что ему трудно было дышать. – На главную пристань Чикаго.
6
У него сложилось решение, что он – Генри Джеймс – разыщет неуловимого профессора Мориарти. За часы бессонного «дневного сна» на яхте Дона Камерона Джеймс внушил себе, что Мориарти с приспешниками высматривали не его. Холмса или кого-то другого, но не его. Что он Мориарти и что ему Мориарти?
Нет, убеждал себя писатель, вокзальная встреча с гением преступного мира была чистой случайностью. Теперь Джеймс вновь полагался на свою анонимность – по крайней мере в том, что касается мальчишки Адлера или темного повелителя Мориарти.
Велев рулевому ждать у городской пристани, сколько бы времени ни прошло, Джеймс на конке добрался до черного сердца Чикаго и там пересел на надземный трамвай.
Разумеется, у него не было никакого определенного плана, как не было и оружия. Мысль о поисках Мориарти в ночном Чикаго странно будоражила кровь. Успокаивало Джеймса одно: шансы вновь столкнуться с Мориарти настолько малы, что такая встреча возможна лишь в дурно написанном бульварном романе.
Чикагская надземная трамвайная система, которая уже в те времена называлась «L», заработала лишь год назад, в 1892-м. Первые вагоны были деревянные, открытые с обеих сторон ветру и дождю, но теперь Джеймс ехал над ночной Лейк-стрит в полностью закрытом вагоне. Писатель на первой же станции обзавелся схемой трамвайных маршрутов и выяснил, что, за исключением Саутсайдской линии, которая теперь протянулась на юг до Шестьдесят третьей улицы, Стони-Айленд-авеню и входа на Колумбову выставку со стороны Павильона транспорта, все ветки, к неудобству Джеймса, заканчиваются не доезжая до центра.
В их первый приезд Холмс объяснил ему, что причина – в законе штата, по которому для строительства надземной трамвайной линии нужны разрешения от всех владельцев жилых домов и предприятий на улице, над которой она пройдет.
Джеймс понимал, что по этой ветке едет на юг, но у него не было намерения возвращаться к станции «Джексон-парк» и Всемирной выставке, где сейчас, вероятно, находились Холмс и все гости Камеронов. Разумеется, там же мог находиться и Мориарти. Однако Джеймс решил сосредоточить ночные поиски в Чикаго, который называл про себя Черным городом.
Он сошел за несколько остановок до станции «Шестьдесят третья улица» и зашагал почти наугад.
Лишь пройдя пять или шесть кварталов по плохо освещенным улицам, он осознал три факта: во-первых, что в этой части города нет фонарей, но много людей на тротуарах, во-вторых, что тут на каждом шагу пивные и дансинги, оглашающие ночь разухабистой музыкой, и, в-третьих, что за всю дорогу от остановки он не видел ни одного белого лица.
С легкой дрожью беспокойства Джеймс понял, что нечаянно заехал в негритянскую часть города – Холмс как-то назвал ее «Эбонивиллем». Он быстро зашагал обратно к остановке и тут же сообразил, что не помнит, где поворачивал. Ни одной эстакады надземного трамвая не было видно на перекрестках, к которым он приближался походкой настолько стремительной, что ее вернее описывало бы слово «бег».
Внезапно перед ним вырос негр в дорогом костюме, удивительно ярком галстуке и очень приличном соломенном канотье.
– Заблудились, сэр? – спросил негр. – Могу я вам чем-либо помочь?
Джеймс попятился на три шага, но кое-как сумел выговорить:
– Не будете ли вы любезны сказать мне, где ближайшая трамвайная остановка?
Негр – самый черный, какого Джеймс когда-либо видел, – улыбнулся, сверкнув безупречными белыми зубами.
– Конечно, сэр. – Он указал в ту сторону, откуда Джеймс только что пришел. – Три квартала по этой улице, затем влево по Сорок восьмой, и там всего через полквартала будет остановка.
– Спасибо, – ответил Джеймс и чуть не поклонился от радостного облегчения. Однако, идя по тротуару (заполненному цветными людьми, которые все вели себя так, будто что-то празднуют), он невольно обернулся проверить – не преследует ли его недавний благодетель с какими-нибудь дурными намерениями.
Высокий негр в канотье стоял на прежнем месте. Увидев, что Джеймс обернулся, он снова сверкнул белозубой улыбкой и дружески помахал.
«Каков наглец!» – подумал Джеймс и тут же устыдился своей мысли.
Однако истина состояла в том, что Джеймс, который изрядно поездил по миру (особенно в сравнении с американцами) и чувствовал себя как дома на улицах Лондона, Парижа, Флоренции, Венеции, Рима, Цюриха, Люцерна или Берлина, до сего дня практически не сталкивался с неграми, если не считать гостиничной обслуги.
Впрочем, он уже добрался до остановки. Через несколько минут к платформе подошел трамвай и увез Джеймса обратно на север.
В следующие часа полтора Джеймс доезжал на трамвае до конечной, а затем пересаживался на конку до Дуглас-парка, Гарфилд-парка, Гумбольдт-парка и Логан-сквера (схема трамвайных маршрутов обещала мелким шрифтом, что через год-два туда протянется Вестсайдская ветка надземного трамвая).
