Уже ничему не удивляясь, оруженосцы достали из личного баула рыцаря листы бумаги, бутылочку с чернилами, перья, выложили это все на стол и убрались в свою комнату. А рыцарь погасил лампу, настежь открыл дверь и уселся так, чтобы видеть всех проходящих по коридору постояльцев.
Долго ждать не пришлось. Минут через десять послышались женские шаги, а там и прикрытая вуалью красотка появилась, направлявшаяся в свой номер. Сопровождали ее две девицы, не то служанки, не то наперсницы, не то телохранительницы.
— Уважаемая! — обратился к ней Райкалин, выходя из своей комнаты. — Не надеялся, что вы так быстро отужинаете. Но раз уж мы столь удачно встретились, может, сразу меня просветите о жизни в Тартарии?
Она помолчала, словно раздумывая, в какой форме отказать. Но тем приятнее прозвучали ее слова:
— Охотно! Проходите в мою комнату.
Угловые апартаменты оказались раза в полтора больше, чем доставшиеся рыцарю. Помимо отдельной спаленки имелась как бы гостиная, с двумя узкими кроватями у стен и овальным столом в центре. Именно за этим столом они вдвоем и устроились.
Амазонки уселись каждая на свою кровать, лампы поставили возле себя на тумбочки. Одна открыла большую, наверняка весьма тяжелую книгу, вторая занялась шитьем. Их присутствие почти не ощущалось, поэтому Василий очень быстро и весьма уверенно вошел в нужный образ: стал с придыханием описывать свою возлюбленную. Затем разыграл искреннее волнение и стал наводящими вопросами подталкивать девушку из Великой Скифии к повествованию.
К слову сказать, она не слишком-то и нуждалась в понуканиях. Сама с удовольствием описывала, объясняла и даже дала сравнительный анализ различий жизни в Великом Литовско-Новгородском королевстве и Великой Руси. Оказывается, она уже бывала два раза в королевстве, но в более юном возрасте.
Райкалину было интересно слушать, а вот девицам довольно быстро наскучило. Несомненно, обе устали во время путешествия, а то и накануне мало спали. Вначале они зевали украдкой, но быстро перестали таиться и зевали так, будто вознамерились заразить гостя желанием поспать. А потом вообще привалились к подушкам и уже через пять минут крепко спали, даже не предупредив свою госпожу об этом и не спрашивая разрешения.
Заметив это, Василий, задавая вопросы, непроизвольно перешел на шепот, чему Зареслава весьма удивилась. Поняв, в чем дело, вначале осерчала, но потом махнула рукой:
— Ладно, пусть спят. Но теперь ты расскажешь о себе и о своей суженой.
— А может, вначале письмо напишем? О себе я могу и завтра в пути рассказать, а вот письмо уже утром хозяин харчевни отправит по почте. И во время написания ты узнаешь о моей любимой почти все.
— На чем писать будем?
— У меня в комнате уже все приготовлено! — внешне деловито, но с замиранием сердца перешел опытный ловелас к самой главной части своего плана. — Может, я надиктую в моей комнате? Чтобы девушек не разбудить своим басом? А то при воспоминании о желанной Зареславе я начинаю нервничать, теряю контроль над голосом и говорю чрезмерно громко.
— Как ее зовут? — поразилась девушка, услышав собственное имя.
— О! Ее зовут Зареславой! Самое прекрасное, самое светлое и чистое имя во всей вселенной. Достаточно мне вспомнить это волшебное имя, как несравненный лик моей возлюбленной, весь ее завораживающий образ возникает передо мной!..
— Тсс! — остановила она рыцаря, который перешел на пафосный тон и повысил голос. Оглянувшись на заворочавшихся девушек, она добавила: — В самом деле разбудишь. А им, бедняжкам, в последние два дня тяжко пришлось.
— Ладно, тогда и в самом деле пошли ко мне, — сделал великое одолжение Грин Шестопер, словно это его уговаривали. — Только тихонечко…
Зареслава колебалась недолго и все-таки пошла в комнату к рыцарю, посчитав, что опасаться безумно влюбленного в другую девушку не стоит.
«Что и требовалось доказать! — мысленно потирал руки Василий, радуясь, что в коридоре они ни с кем не столкнулись. — Теперь главное — не вспугнуть!»
Войдя в комнату, он зажег обе лампы, попутно распоряжаясь:
— Садись к столу и выбирай перья. И сними ты эту шляпку, она же тебе мешает!
— Но мне ведь нельзя…
— Ерунда, я тебя уже и так видел, — отмахнулся Райкалин от запрета, как от назойливой мухи. — Снимай и пиши: «Моя горячо, беззаветно любимая Зареслава!..»
Красотка вздохнула, сняла шляпку, аккуратно положив ее на свободный стул рядом. Но при этом из-под ресниц следила за реакцией мужчины. Конечно, будь у него воля слабей, он сразу бы бросился к красавице, обнимая, тиская и поглаживая все, до чего дотянутся нетерпеливые руки. Но он сделал вид, что уже витает в облаках, сочиняя чуть ли не оду своей суженой.
Только и позволил себе сделать комплимент:
— О! Какая чудесная прическа! Она совершенна! Точно такую же всегда делала Зареслава! Мм… Ну чего же вы сидите? Пишите, умоляю вас, пишите!
