Пришлось его возвращать на грешную землю: «Не сомневайся, я тебя ценю как друга и непревзойденного советника. Но! Не слишком ли ты оторвался от действительности? Корона не давит? И можно мне будет хоть иногда слово вставить после твоих монологов?»
«Можно, можно! – хамил боевой смерчень. – Мы ведь друзья, так что какие могут быть условности! А! Возвращаясь к твоей графине! Я сейчас немедленно отправляюсь к Гонте и рассказываю об этой игле. Следует срочно придумать, как арестовать ее, чтобы твое имя нигде не упоминалось и чтобы не просматривалось связи с этим домом. Я правильно изложил свои предстоящие действия?»
Доминанту ничего не оставалось, как сказать: «Да!» – и подтвердить присвоенные домовым полномочия главного переговорщика. Потому что тот сразу все нужное вычленил, все ненужное отбросил и прекрасно понимал, как им обоим в будущем будет полезно в спокойной обстановке поискать сокровища князя Балоша.
И как тут справишься, обойдешься без такого помощника? И как не признаешь, что некое занудство и наглость легко компенсируются деловыми качествами домового?
Так что уже через четверть часа после завершения разговора и ухода Боджи на задание Шестопер безмятежно дрыхнул, непроизвольно поглаживая во сне доставшийся ему чорзань. С подобным оберегом да с таким другом, как Секатор, можно спать спокойно.
Глава тридцать первая
Ловушка на ловца
Вернувшийся перед рассветом смерчень не выглядел уставшим. Но прежде чем начать рассказ, три капельки крови доминанта употребил с особым удовольствием. Не спеша это делал, с чувством. И вел себя при этом странно, будто впал в прострацию. Так ведет себя гурман, дегустирующий божественную амброзию.
«Ты сам говорил, что тебе нельзя баловаться с кровью, – напомнил обеспокоенный перерожденец. – Вдруг у тебя появится непреодолимая зависимость?»
«Не бойся, друг! Я – Боджи Секатор! И тебе страшно повезло со мной сблизиться… Знаешь, что я за эти часы познакомился с боевым смерченем волхва? И ты знаешь, сколько ему лет? Ха! Всего четырнадцать! Он мне по опыту и знаниям даже в теневой придаток не годится. И пялился на меня как на обретшего плоть Перуна! А уж как дрожал бедный, когда я через него с Гонтой общался!..»
«Ну хватит, хватит хвастаться! – не выдержал Василий. – Давай выкладывай итоги своих переговоров».
«Сразу итоги? – жутко расстроился смерчень. – Да я могу все в одно предложение уместить… – Он тут же получил разрешение на пояснения и начал с самого неприятного для своего доминанта: – Сперва волхв тебя сильно ругал… И себя ругал… – Мог бы на этом не заострять внимание. Но не удержался от мелкой мести, продолжив: – А меня хвалил… И просил за тобой неусыпно присматривать».
Из дальнейшего рассказа следовало, что вищинский волхв соображал быстро и времени зря не терял. Беседуя с посланцем, он задействовал некие сигнальные звонки, и на вызов примчался посыльный из княжеских палат. Через него были вызваны для срочной координации предстоящих действий три известные Грину человека: баннерет Молнар, неожиданно – рыцарь Илтон Нинбург и воевода князя, ведающий Тайным Поглядом. И уже вместе с этой троицей разбуженных по тревоге людей Гонта попытался состряпать сценарий предстоящего ареста.
Что характерно, вышеупомянутые люди сами пытались всеми силами исключить имя Шестопера из всех предстоящих событий. Хотя прекрасно понимали, что под магическим воздействием молодая Алманзи на допросе расскажет практически все. Но, несмотря на это, долго ее удерживать в застенках не удастся. Не без основания предполагалось, что за юную красотку сразу же без объяснения причин вступится знать половины королевства. И никакие улики и даже чистосердечное признание не заставят короля подписать указ о длительном тюремном заключении.
О смертной казни вообще речи нет. За что? Пыталась отравить неизвестного рыцаря в порыве ревности? Так не отравила же! Общалась с предателем Жанаем? Так ведь понятия не имела, что он предатель! А что еще? А больше ничего! Вряд ли девица участвует в заговоре по устранению монарха. Все остальное, к тому же не приведшее к смерти кого-либо, сущие пустяки.
По той же причине воинов сопровождения графини тоже нельзя резать, словно стадо разбойников. Они вообще ни при чем, люди служивые, наверняка ни в чем не повинные. Так что арест надо совершить тихо, без шума и пыли, и лучше всего без капли пролитой крови. А провернуть подобное не фунт изюма слопать. Вот и спорили люди. Да и после ухода Боджи остались детали утрясать.
Но самый главный сценарий состряпали: Грин тихо сидит в своей комнате до тех пор, пока дочь графа Ферро не покинет дом. А в том, что она постарается оттуда убраться как можно раньше, ни у кого сомнений не возникло. Наверняка уже и благовидный предлог придуман, чтобы, не вызывая подозрений, покинуть место преступления. А дальше дело хорошей организации. Даже большой отряд в тридцать человек можно захватить без жертв с обеих сторон. Если что не так пойдет в момент выезда, тогда вмешиваются уже все силы захвата, которые приготовлены якобы для погони за похитителями Зареславы.
Услышав о своей зазнобе, Грин потребовал о ней новостей. А также подробностей о странном участии Гонты и маршала непосредственно в похищении. Смерчень и тут не удержался от неуместного злорадства: «На эту тему волхв тоже ругался. Обзывал нас с тобой слишком умными и не к месту дотошными. Иначе говоря, в который раз признал мое верховенство и понял, что обмануть меня даже у него не получится!»
«Хорошо, что понял и признал, – нервничал рыцарь. – А суть? Суть в чем?»
