– Сидишь, дочка? О чем мечтаешь? – Кедмин-старший вышел на веранду, держа в руке стакан с местным вискарем. Пара американцев, когда-то давно переехавших в эти места, организовала свою фабрику, и их потомки обеспечивали выпивкой немало желающих.
– Думаю, пап. Варька отличная девчонка, мы с ней породнились, но как мы с Василием жить будем? Знаешь, пап, мне порой страшно, хотя я и очень замуж хочу. – Сара смущенно глянула на отца.
– Уж замуж невтерпеж… – усмехнулся отец, усаживаясь на скамью рядом с дочерью и обнимая ее. – Василий – отличный парень. Умный, сильный, когда надо – жесткий. Но к своим всегда добрый. А Варя… знаешь ли ты, что она не просто менталистка? Нет? Ее без разговоров приняли на работу с малышами потому, что она пестунья. А теперь подумай о том, как тебе повезло, что твоя названая сестрица пестунья. Ведь это снимает если не все, то большинство проблем с вашими будущими детишками. Которые, как ты сама понимаешь, будут одаренными, и, скорее всего, очень сильно одаренными. Подумай об этом, дочка, и не бойся. Мы с мамой всегда поможем. Да и мать Василия, если надо, быстро мозги ему вправит, Анастасия правильная женщина. А пока просто отдыхай. – Кедмин чмокнул дочку в макушку и, одним глотком допив виски, встал с качалки. Поглядел на осенний лес, пробормотал: «Унылая пора, очей очарованье…» – и зашел в дом.
А девушка еще долго сидела на качалке, зябко ежась и пряча подбородок в теплый воротник свитера.
– Ну как, профессор? – спросил я спустившегося с трапа амфибии Афанасия Илларионовича.
– Это потрясающе! Василий, вы не понимаете, я всю жизнь завидовал птицам, хотел полетать на воздушном шаре, и тут такой подарок. Ради этого стоило попасть в иной мир, право слово.
Восторженность этого крепкого, одетого в добротный костюм бородатого дядьки с котелком на голове поражала. Выражение детского счастья прямо светилось у него в глазах. И тяжеленный русский «Смит-Вессон» сорок четвертого калибра под полой сюртука этому совершенно не мешал. Кстати, я самолично снарядил профу пяток патронов серебром, и теперь в барабане его пистолета четыре обычных и два серебряных. На всякий случай.
– Правда? – Я улыбнулся, глядя на профессора. – Тогда, если вы не против, посидите здесь, под навесом, поглядите на самолеты и дирижабли, а я до диспетчерской сбегаю, узнаю, что и как. Может, еще сегодня отсюда вылетим. Если повезет, конечно.
И я оставил профессора с нашими вещами неподалеку от стоянки самолетов, на крытой площадке, где обычно отдыхали пилоты и прочий летучий люд. Как раз для него компания, с его-то восторженным отношением к авиации.
– Приветствую. – Я постучал пальцами по открытой двери. – Машенька, красавица, не скажешь, на каком борту можно в сторону Ростова-на-Синей поскорее отвалить? – И, подойдя к столу, чмокнул в подставленную щечку очень красивую яркую шатенку.
– Приветик, герой. Садись, буду поглядеть. – Молодая женщина кивнула мне на стул около стены и на какое-то время уткнулась в экран компьютера. После чего сняла телефонную трубку и набрала номер. – Алло. Товарищ майор? Тут ваши ребята «яки» перегонять будут до Нового Воронежа, на профилактику и ремонт. Не возьмете зайца? Из ГВФ. Что, Вась? – прикрыв трубку ладонью, спросила она меня.
– Нас двое, Маш. Я и иномирянин. – Я показал два пальца.
– Двух зайцев, Дмитрий Сергеевич. Про одного вы знаете, это тот бортстрелок с «Горнорудного», что пиратский борт снес. Да-да, он с товарищем домой летит. Хорошо, спасибо. Даже так? Это вообще прекрасно, Дмитрий Сергеевич. Спасибо вам огромное, – и улыбнувшаяся девушка положила трубку на рычаг.
– В общем, так, Вась. Отсюда через пять часов вылетят четыре сто тридцатых «яка» до ремзавода в Новом Воронеже. А там вы с ними сядете на «Аннушку» и долетите до Новой Астрахани. Ну а там уж сам как-нибудь. – Маша мне улыбнулась, поворачиваясь к компьютеру.
– Спасибо, красавица! – Я положил на стол коробочку с ее любимым зефиром, который по дороге купил в буфете. – Мужу привет.
– Передам, – кивнула мне диспетчер, убирая лакомство в ящик стола. – Рада была повидать, Вась.
– Я тоже, Машенька. – Я не отказал себе в удовольствии еще разок чмокнуть ее в бархатную щечку и пошел к профессору. Надо его обрадовать. Полет на реактивном – это не на старой амфибии трястись.
Полет на реактивном истребителе-штурмовике – это наслаждение. Ну, если только он не кувыркается в высшем пилотаже и не ведет бой. А вот так, из точки «А» в точку «Б», на крейсерской скорости, на высоте в семь тысяч метров – сказка. Профессор, насколько я мог видеть кабину соседнего самолета, крутил головой в сверкающем очками шлеме, что-то строчил в блокноте, правда, руками не махал. На этот счет его строго проинструктировали – руками ничего не трогать и вообще не махать.
Дольше всего его учили управляться с кислородной маской, кабина у штурмовиков хоть и герметичная, но береженого Бог бережет. Но опять же, слава богу, полет шел по плану, то есть подлетали к Новому Воронежу. Старый прошли краем, штурмовик это не дирижабль, не дай бог та же расквыра
