То чувство, которое Глафира испытала, войдя с фон Дасселем в белый зеркальный дым, можно было попытаться объяснить одним словом: полет.
Они летели, взявшись за руки, над городами и странами, над морями и континентами, над временем и пространством. Ветер свистел в ушах, а перед глазами открывались все новые и новые картины.
Под ними сталкивались в кровавых сражениях огромные армии, корабли плыли через океаны открывать новые земли, длинные караваны верблюдов шли по Великому шелковому пути. Иногда влюбленные плавно снижались, слышали какие-то отрывистые фразы, видели каких-то людей, которые казались им смутно знакомыми, потом снова взмывали вверх и летели дальше. Они не понимали, что за сила их перемещает, но отдались этой силе полностью, сила эта была велика, могущественна и одновременно с этим нежна и ласкова.
Глафира еще раз взглянула на Райнальда фон Дасселя и удивилась перемене его облика: черты лица спутника заострились, морщины разгладились, а вместо разорванного камуфляжа он теперь был одет в блестящие рыцарские латы, а шлем с красно-белым оперением держал в свободной руке. Другая рука продолжала крепко сжимать ладонь Глафиры.
Они летели над средневековой Венецией и даже подлетели к странной процессии на площади Сан-Марко. Несколько сотен ярко одетых людей скандировали что-то, а на пятачке перед площадью рыцарь в латах, похожих на те, что были на фон Дасселе, пал ниц перед священником, очень похожим на римского папу. Лицо фон Дасселя напряглось, Глафира понимала, что он каким-то странным образом слышит каждый вздох, каждое слово, произнесенное в тот день на Сан-Марко, и одновременно видит сразу всех собравшихся на площади людей. Как это возможно, Глафира не знала, но чувствовала, что это так.
Перед ней тоже мелькали города, страны, яркие события и, при необходимости, Глафира могла окунуться в каждое из них, как если бы вытащила из папки компьютера отдельный файл и начала рассматривать его внимательно.
Иногда она отчетливо ощущала даты и могла видеть одно и то же событие с разных точек зрения, как если бы она одновременно смотрела бы в сотни камер, которые записывали бы это событие с разных точек.
Так, совершенно неожиданно для себя, она углубилась в одно событие, происходившее почти тридцать лет назад в Нижегородской области.
Тот день, 1 августа 1991 года, обещал быть в Горьковской области, которая уже несколько месяцев называлась Нижегородской, дождливым и ветреным. Но многочисленных богомольцев и участников крестного хода это совершенно не смущало. Именно сегодня в Дивеево несли мощи преподобного Серафима Саровского, великого русского чудотворца. Вышло так, что совершенно секретный объект Арзамас-16 перестал быть таким уж секретным, и российское руководство приняло решение вернуть мощи святого старца в те места, где он совершал свои чудеса, несмотря на то, что Всевышний почему-то сподвигнул Серафима на подвиги именно на территории будущего ядерного центра.
Толпы людей вокруг священной раки сдерживали военнослужащие внутренних войск Приволжского федерального округа: два батальона милиции и курсанты Саратовского военного училища МВД. Курсант Рудик попал в оцепление именно вокруг раки и теперь стоял, держась с товарищами за руки, и чувствовал каждый вздох, каждое движение толпы, понимая, что если, не дай Бог, что-то случится, выдержать этот многотысячный напор их жидкая цепь не сможет. Впрочем, люди были настроены добродушно.
А потом произошло чудо. Как только раку со святыми мощами донесли до Дивеевского монастыря, тучи на небе вдруг разошлись, и выглянуло жаркое летнее солнце. Это было настолько удивительно, что многие участники крестного хода упали на колени и стали неистово молиться. Неожиданное появление солнца все объясняли возвращением святых мощей преподобного Серафима в Дивеево. Курсанты, воспитанные в строгом соответствии с решениями еще не отмененной партии, в бога не верили и лишь посмеивались над окружившими раку богомольцами.
– Слышь, Рудик, там, похоже, про тебя написано! – сказал со смехом один их сослуживцев, указывая рукой на раку.
Миша Рудик, курсант Саратовского военного училища внутренних войск, подошел поближе к священной раке.
Преподобный Серафим весь был замотан какими-то расшитыми золотом тряпками, и на просмотр верующим предлагалась только его сильно высохшая длань. Под этой высохшей темно-коричневой дланью лежал небольшой пергамент, на котором проступали несколько кириллических фраз. Рудик всмотрелся в выцветшие буквы и прочел:
«Рудикъ къеметь прп знамение Мих Архнгъ иде же мир печися».
Сержант Осипенко похлопал его по плечу:
– Видал? Про тебя написано. – И отошел, засмеявшись.
Верующие тем временем все напирали и напирали со всех сторон.
– Держать строй! – крикнул майор из окружного политотдела, и курсанты дружнее сжали руки, образуя кольцо вокруг мощей преподобного старца. Милиция стояла во внешнем оцеплении и старалась оттеснить верующих в сторону храма. Те шли в храм неохотно, стараясь постоять неподалеку от мощей и почувствовать идущую от них святую благодать.
Рудик вернулся от раки задумчивый и молча встал в строй. «Что за знамение? При чем тут Михаил Архангел? Что это за „Рудикъ” такой?» – задавался вопросами курсант. А потом он поднял голову и неожиданно увидел Глафиру.
