— Это масло со змеиным ядом, Стешенька, натереться бы тебе! — Просто саквояж милосердия какой-то!
Кожу защипало, но тут же пошло и тепло. Где дотянулась, там и натерлась. Потом достала свой оленячий свитер, на удивление сухой, даже теплый, завернулась в покрывало и тут же уснула.
Проснулась я уже под звездами, горло слегка саднило, но, в общем-то, чувствовала я себя не так уж и скверно, как можно было бы ожидать. Дико хотелось есть. Я пошевелилась — от долгого лежания на твердом все тело занемело — и со стоном приподнялась. Рядом дрых саквояж. В прямом смысле слова — храп стоял несусветный.
— Савва Юльевич, — шепотом окликнула я его.
— А?! — ничего не соображающим со сна взглядом уставился на меня тот.
— Дай чего-нибудь поесть, — взгляд стал проясняться, — бутерброда какого-нибудь.
И полезла в саквояжево нутро, где в промасленной бумаге нашла изрядное количество сэндвичей. Там же отыскался все тот же термос с горячим душистым чаем.
— А что за гадость ты мне, кстати, после купания давал?
— Взвар из тысячелистника и кайенского перца, — скромно потупился кожаный гомеопат, — первейшее согревающее средство!
— Прохор Иваныч никак употреблял?
— Великого ума был человек!
Насытившись, я огляделась по сторонам. Все мои вещи валялись там, где я их бросила. Вид у них был абсолютно непотребный — все в песке, в иле. Я кое-как прополоскала их, стараясь не касаться воды руками, отжала и разложила на кустах, растущих неподалеку. Кроссовки же выглядели столь плачевно, что стало понятно: надеть их не получится. Обувка просто расползлась на составляющие.
Когда наступило утро, выяснилось, что вещи и не думали начинать сохнуть, а заставить себя напялить их в мокром холодном виде я не могла. Саквояж с интересом наблюдал за моими манипуляциями, мялся, пыхтел и, наконец, спросил:
— Я вот все понять не могу, что это ты, деука, делаешь?
— Вещи сушу, разве не видно? Не могу же я голышом шататься! А кстати, — я повертела в руках кроссовок и откинула его в сторону, — нет у тебя там, в закромах, какой-нибудь обувки?
— Ну как же не быть? — Савва Юльич подмигнул мне и продемонстрировал свое содержимое.
Я ахнула. В саквояже лежали мои же кроссовки. Вернее, точная копия их до купания. Я, не мигая, уставилась на чертову сумку. Вредная дрянь, почувствовав неладное, заегозилась. Я молча продолжала сверлить его взглядом.
— Ну что опять не так? Что?! — заверещал, наконец, он. — Я же говорил, что могу воспроизводить все, что когда-нибудь лежало во мне или находилось рядом, подходящего размера.
— То есть и одежду тоже? — уточнила я.
— Конечно, — обрадовался негодяй.
— Так какого же йуха ты спокойно смотрел; как я стираю в холодной воде и развешиваю эти тряпки?
— Навязанная реклама — не мой конек!
Боясь, что не сдержусь, я быстро выдернула из него клоны моих вещей. Оделась и пошла навстречу солнцу. Сзади раздались причитания кинутого «чумадана». Я, не оглядываясь, продолжала идти. Стенания приближались. И вот эта погань летит за мной, помахивая ручкой.
— Я, между прочим, тебе жизнь спас, неблагодарная, — выкинул он последнюю карту.
Я резко развернулась на пятках:
— А что тебе, милый, еще оставалось-то? Ты был ремешком стреножен, так что свою шкуренку ты тоже спасал. И вообще, — я схватила его и подтянула поближе, — когда ты, дерматина кусок, собирался сообщить мне, что сам умеешь неплохо передвигаться? Сколько бы еще километров я волокла тебя на себе?
Савва, твою мать, Юльевич в ответ только скуксился и изрек:
— Воспитанный мужчина не сделает замечания женщине, плохо несущей шпалу.
Тьфу, сил нет с этой сволочью разговаривать!
Так мы и двинулись дальше: я впереди, а он, как побитая собака, сзади. Когда солнце поднялось над головой, мне впервые пришло в голову, что ориентироваться по светилу не очень-то и умно, остановилась, дождалась, когда сумка со стойкими рекламными принципами поравняется со мной, и небрежно спросила:
— А что у тебя насчет компаса?
Саквояж засуетился и снабдил меня золотистым компасом с крышкой. Пытливо изучив выражение моего лица, он, видимо, разглядел что-то обнадеживающее, так как тут же приободрился и запорхал рядом. Злиться на дурака больше сил не было, поэтому я задала мучивший меня вопрос:
