— А что ж ты тогда походную аптечку развернул, когда мы на берег вылезли? Тебя ж никто не просил?
В ответ он запыхтел, затужился, но так ничего и не сказал. Но дальше мы шли вровень. Вскоре саквояж забылся и затянул длинную песню про «Ваньку-ключника». Поди, Прохор Иваныч привил любовь к песнопениям…
Час проходил за часом, а картина окружающего мира не радовала разнообразием: луга сменялись редкими перелесками, а перелески — лугами. Следов жизнедеятельности человека не наблюдалось ни на первый, ни на второй день пути. Густые леса я предпочитала обходить стороной, но более или менее восточное направление выдерживала. Ноги уже давно были стерты в кровь. Боевой дух тоже начинал давать слабину. На третий день пути саквояж предложил опять отправить на разведку Птаха. Мне, идиотке, такая мысль и в голову почему-то не приходила!
Орел был выпущен на свободу, но так и возвратился ни с чем. Делать нечего — идем дальше. Благо, жажда и голодная смерть мне не грозят. Временами Птах улетал на разведку, но все с тем же нулевым результатом. В таком однообразном движении прошло что-то около двух недель.
Вскоре странные вещи начали происходить с солнцем. Оно все реже и реже стало появляться на небосклоне, пока в один прекрасный день не исчезло совсем. Но вот ведь что интересно: солнца не было, а светло было, как днем. Просто свет стал какой-то рассеянный, очень мягкий. Притом на небе почти не было облаков. Ночь же оставалась такой же темной и звездной, как обычно, только длилась она часов пять, не больше. Все остальное оставалось без изменений: леса, луга, озера. Иногда, при особенно ярком свете, вдали маячили силуэты гор. Так я и шла вперед, механически переставляя ноги. Рядом огромным майским жуком кружил саквояж, мурлыкая нечто русское народное. За совместное время пути я выучила почти весь песенный репертуар попутчика. Жаль, что только слова, — мотив везде был одинаково уныл.
И вот наконец наступил день, когда Птах прилетел и доложил:
— Товагищи, пголетагская геволюция свегшилась! Угга, товагищи!
Я посмотрела на саквояж с надеждой. Тот в ответ пожал плечами. Посовещавшись, мы все-таки пришли к выводу, что любые перемены лучше, чем тупое однообразие. И пошли за путеводным орлом.
Впереди показался лес и тропинка в нем. Радоваться я не спешила, так как звериных троп на нашем пути попадалось и раньше предостаточно. Птах бодро подскакивал в авангарде. Вдруг лес неожиданно кончился, и мы вышли на огромную поляну. Посреди нее стоял частокол из заостренных, богато изукрашенных бревен. Это было просто какое-то буйство синих, зеленых, красных и желтых цветов. Кроме всего прочего, каждый десятый кол был выше соседних и имел более богатый орнамент. Угловые же столбы вдобавок ко всему венчали искусно вырезанные из дерева головы коней. Приободрившись и предвкушая наконец-то встречу с людьми, я ускорила шаг. Завернув за угол, тропинка уперлась в высокие ворота. Около входа в резных сооружениях, похожих на большие скворечники, сложенные из каких-то гигантских костей, горело яркое пламя. Рядом высились большие кучи хвороста. Похоже, что огонь поддерживался постоянно.
Я подошла к воротам и что было силы заколотила в них. Бить по сплошь покрытому затейливым орнаментом деревянному полотну не фонтан. Саквояж толкнул меня и показал на висящее рядом на витом кожаном шнуре деревянное копытце. Похоже, им-то добрые люди и оповещают хозяев о своем прибытии.
Копытцем стучать оказалось не в пример веселее. Когда я начала в третий раз отбивать некий бодрый ритм, в воротах наконец-то открылось маленькое оконце, и оттуда на меня уставился бородатый мужик.
— Ты кто? — спросил он, вдоволь насмотревшись на меня.
— Конь в кожаном пальто, — влез в разговор вежливый саквояж.
— Да нет, — попыталась я сгладить неловкость, — мы просто заблудившиеся путники. Меня Стешей зовут.
— Конь, говоришь, — недобро усмехнулся мужик и распахнул ворота.
Передо мной стоял настоящий доподлинный…
— Кентавр, — ахнула я.
— Как? — прищурившись, переспросил тот.
— Кентавр, — послушно повторила я, — ну вас ведь так называют.
— Вообще-то никаких таких кентавров здесь отродясь не было. А прозываемся мы просто — коневрусы. Ну заходи, краса девица, коль великий Семаргл[11] указал тебе этот путь. И ты, конь в кожаном пальто, тоже.
Ну вот кентавр и кентавр! Все отличие только в том, что на лбу у коневруса находился длинный острый рог.
Зайдя в ворота, я огляделась. Вот не знать бы того, кто нам открыл, могла бы поспорить на что угодно, что это поселение людей. И еще лезло в голову пушкинское: «Здесь русский дух, здесь Русью пахнет!»; было полное ощущение, что я нахожусь на съемках очередной сказки Роу. Каждый дом был весьма причудливо разукрашен в разные цвета. Такая искусная резьба украшала наличники окон, дверей и коньки крыш! Ни одно строение не обходилось без витых столбов. Красота неописуемая!
И, только если приглядеться, становилось понятно, что дверные проемы гораздо больше, чем принято у людей, окна выше, нигде нет вторых этажей, да и ступенек особо не видать. Коневрус возвышался надо мной горой. От земли до макушки было явно больше двух метров, да еще рог сантиметров в сорок. Конечно, куда такому в обычную дверь войти. Хозяин сделал приглашающий жест рукой и повел нас в центральную избу. Она была
